…Невысок, не слишком силен, на носу стеклышки «минус три», пиджак, купленный перед самым отъездом в магазине на 34-й стрит, сидит косо, левое плечо горбом выпирает. А еще завернули его статью, над которой он, горе-репортер еженедельника «Мэгэзин» работал всю последнюю неделю, а еще…

– Там есть свободное место, мсье. Во-о-он в том углу!

Бармен, который вовсе не бармен, был рад отфутболить подальше варвара-янки.

* * *

«Пивоварня» на Сен-Жермен именовалось «Липп» и была чем-то неимоверно знаменита. Чем именно, Крис Грант, пусть и профессиональный репортер, не слишком задумывался. Само собой, грифельные доски вместо привычного меню, само собой, портреты знаменитых посетителей на стенах. Присматриваться Крис не стал, но Эрнеста Хемингуэя узнал сразу, благо знакомы, и знакомы неплохо. Эрнест, кажется, даже поминал это брассери – в числе прочих, где приходилось гудеть.

– Париж – праздник, который всегда с тобой, – изрек старина Хэм, когда они в последний раз вместе приговаривали бутылку виски (настоящего, не этой гадости чета!). – Ты же из Нового Орлеана, Кейдж, малыш? Вот и представь себе ежедневный карнавал. Честно скажу, спятить можно уже через неделю.

Глотнув от души, добавил, как человек знающий:

– Только, Кейдж, не вздумай клевать на тамошних мадам. Лучше с собой привози, это я тебе точно говорю.

Малыш Кейдж (рост – 5 футов и 4 дюйма) поглядел на маститого коллегу (на четыре дюйма выше, а уж плечи!) с немалым уважением и не без зависти. У Хэма женщинами набиты все карманы – и еще целый табун стучит каблучками на подходе. Легко ему, жизнелюбу, советы давать!

А статьи было жалко. Не только потому, что неделя работы пропала. В Берлине, на Олимпиаде, Крис не писал, отписывался – профессионально, даже с блеском, но без всякой души. Нацистские игрища под барабанный бой не радовали. «О спорт, ты – мир!» Если бы…

О, спорт, ты – Гитлер!

А тут тема – настоящая, живая. Работалось – словно пелось. Замечательная вышла статья, считай, лучшая. А кто завернул? Формально – Джордж Тайбби, здешний босс, заместитель главного редактора и по совместительству – его же, редактора, родной брат. А на самом деле?

– Это же политика, малыш! Нельзя сейчас дергать Гитлера за яйца, нельзя! Все понимаю, работа хорошая. Отличная работа! Но – нельзя!..

Гитлер! Чтоб он сдох, поганый некрофил![7]

Кристофер Жан Грант вновь отхлебнул из толстостенного glass – и бухнулся, куда указано. Благо, не ошибешься, свободное место за маленьким, на двоих, столиком – единственное во всей «пивоварне».

– Добрый вечер!

Ответа не услышал, хотел обидеться, но понял, что говорит по-английски. Французский, как назло, заклинило, и он сказал на родном:

– Gud’ning!

* * *

– Мама, а почему мы – кейджен? Учитель, маста[8] Робинс, сказал, что мы – американцы, только говорим по-французски.

– Это и так, и не так, малыш. Французами были наши предки – те, что жили в Канаде. А мы с тобой – кажуны. «Кейджен» – так называют нас янки.

Луизиана, Штат Пеликанов, приход Кэлкэшу, городок Сен-Пьер – палеолит[9], начало начал, его, Кейджа, пещерный век. Мир кончался за близкой околицей, взрослые не расставались с винтовками, мальчишки учились стрелять прежде, чем сесть за парту. Отец уехал на своем грузовике за околицу да так и не вернулся, мама – бухгалтер на единственном в округе заводе. Синее глубокое небо, черные грозовые тучи, звон церковного колокола по воскресеньям, белый краппи на крючке – мечта каждого рыболова.

Они – кажуны.

– Да какая разница, Крис? – говорил ему крестный, местный кузнец с героической фамилией Форрест. – Главное, ты настоящий южанин, ты – дикси!