Открылись Смертные Врата.
И так провидчески незримо
Сплетало нити Бытиё:
С днем прославленья Серафима
Кончину светлую её.
16
Мы все прописаны в двадцатом,
В том веке, канувшем давно:
Мальчишка, бегавший когда-то
Смотреть военное кино.
Сосед, что с ним под дулей старой
Сидел за шахматной доской,
Потом, задумавшись устало,
Стоял над кручею донской.
Пиджак писательский накинув,
Беззвучный слыша перезвон,
Следил за журавлиным клином,
И сердце плакало вдогон.
Как-будто горний ветер дунул,
И тьма рассеялась над ним,
Когда из отчества придумал
Он шестикрылый псевдоним.
Не раз менялась власть местами,
Поистрепав мечты до дыр!
Серафимовичским стали
Звать разоренный монастырь.
Чтоб в стенах жизнь его теплилась,
От едкого не рухнув зла,
Электростанция вселилась
Под расписные купола.
И в поисках земного рая
Преодолев и боль, и страх,
Искрилась молодость, играя,
На оголенных проводах.
17
В надречный сад вернемся снова,
Где жил мальчишка-шахматист,
Не мог не стать он сыном Слова,
Не знать, как бел бумажный лист.
Им с юных лет прочитан Пушкин,
А вот свидетелями драк
Являлись буерак Кукушкин,
Певучий Птахин буерак.
К нему тревожною зацепкой
Сюжета протянулась нить,
Когда в пустующую церковь
Себя пришел он окрестить.
Смышленный отрок семилетний,
Откуда мог он это знать,
Что здесь когда-то путь последний
Для Анны выпал пролегать.
Проститься с матушкой Арсенией
Заплаканный стекался люд,
Шла служба в храме Вознесенья,
Был чёрен день, и год был лют.
Её всем миром отпевали,
Толпой, собравшейся окрест,
И вряд ли ясно понимали,
Какой она воздвигла крест.
Невидимый, нерукотворный,
Сияющий в небесной мгле,
По Высшей воле сохраненный
На расказаченной земле!
Чтоб застарелые обиды
Ушли из этих древних мест,
Гора степная – Пирамиды,
Несет стальной огромный Крест.
Не для туристов украшенье,
Не иллюстрация веков,
А Крест Поклонный, Крест Прощенья
Умытых кровью казаков.
С врожденной памятью острожной
Нельзя ни думать, ни дышать,
Писать об этом невозможно,
Как невозможно не писать.
Мой друг, прочти об этом книги,
В них судеб сумрачная вязь,
И носит скрытые вериги
Их автор, плача и молясь.
Вся суть провидческого Слова
Из глубины приходит к нам,
Как Богом данная основа
Грядущим следом временам.
18
Гонимый – правым оказался,
И воздалось всем по делам,
И Божьей матери Казанский
Остался нерушимый храм.
Святому Промыслу покорны,
Три уровня Спасенья ждут,
Глубокие пуская корни
В оползневой российский грунт.
Есть мысли грешные в народе,
Собрав обочинную грязь:
Лишь те в монашество уходят,
Чья жизнь в миру не удалась.
И разве тайной нет тетради,
Где с тихим ужасом в крови
Стихов запутанные пряди
Напоминают о любви?!
Не стоит в этом сомневаться –
«Год лют» наступит все равно,
Одной поэзией спасаться
Всегда наивно и смешно.
Ведь клин не вышибают клином,
А средства все – не хороши,
И кто такой смиренный инок? –
Страж чувств? Безмолвия души?
Бесстрастие – не равнодушье,
А только выход из страстей,
И сколько девушек-послушниц
Не миновало этих стен.
Придя, с восторгом остаются,
И служат Богу с этих пор.
Им имена потом даются
Святых Арсентьевских сестёр.
Их крепко вера обнимала
В те отдаленные года,
И было избранных немало,
Как и сегодня. Как всегда.
В исканиях живого Бога
Защищены от ветров злых,
Живут молитвенно и строго,
И есть Арсения средь них.
Дано постичь им было сразу
Простую истину одну:
Могуч разбожествленный разум,
Но губит душу на корню.
А мы ещё бездумно рады
За жизнь, хмельную от страстей,
Пить счастья смутную награду
Из переполненных горстей.
Лепить медовой жизни соты,
Чтобы единожды понять:
Лишь за духовные работы
Дается сердцу благодать.
Что капли Богоданной сути
Достаточно сухим устам,
Что наши выпавшие судьбы