Я просыпаюсь во мраке ночи и тут же понимаю – что-то не так, хотя в казарме слышится только мерное дыхание Брокка. Сажусь. Мгновение спустя кто-то запихивает мне в рот кляп и силой его там удерживает. Я задыхаюсь и давлюсь, пытаясь глотнуть воздуха. Вторая рука зарывается в мои волосы и толкает вперед. Я изворачиваюсь и брыкаюсь, что есть сил, но тут подоспевает второй, хватает меня за ноги и стаскивает с соломенной лежанки. В груди бешено барабанит сердце, на коже проступает холодный пот. Молча и быстро меня волокут к двери. Из моей груди вырывается даже не крик, а приглушенный стон. Шевелится во сне Брокк. Ливаун за перегородкой бормочет «Заткнись!» и тут же опять засыпает.

Я уже почти на пороге. В голове яростно проносятся мысли. Что это? Нападение или проверка? Что мне делать – драться или пустить все на самотек? Меня тащат по темному коридору, вталкивают в комнату, я слышу лязг перекрывшего дверь железного засова и в неверном свете единственной свечи вижу двух человек в накидках с капюшонами. Черты их лиц скрыты повязками. Стало быть, всего их четверо. Надежды одолеть их всех нет никакой, даже если очень постараться. Да будут прокляты Ливаун и Брокк, а вместе с ними и этот нескончаемый день, утомивший их настолько, что они даже не смогли проснуться! Втроем у нас были бы все шансы справиться.

С моего рта убирают руку и вытаскивают кляп, теперь я могу дышать. А в следующий миг надевают что-то на голову, то ли куль, то ли мешок, чтобы нельзя было ничего увидеть. Меня отпускают, но не успеваю я ничего предпринять, как кто-то хватает меня за руки и связывает их за спиной. Понятно, это учебная проверка. Налет на Амбар не закончился бы в этой маленькой комнатенке и нападающие не позволили бы Брокку с Ливаун мирно спать в постелях, не причинив никакого вреда, да еще и в пределах слышимости. Не говоря уже об Арку и остальных.

– Говори! – рявкает чей-то голос. – Кто ты и что здесь делаешь?

Я стараюсь дышать ровнее, выпрямляю спину и под прикрытием мрака высоко держу голову.

– Ты что, не слышал, что я тебе сказал? Говори!

Мне отвешивают затрещину, довольно увесистую для того, чтобы даже через ткань обжечь щеку. Что-то слишком сурово, даже по меркам Лебяжьего острова. Я в ответ что-то мычу, как и положено Нессану. И что дальше? Чего они от меня добиваются? Чтобы я заплакал? Чтобы закричал, призывая Ливаун и Брокка на помощь? И если я громко, но нечленораздельно закричу, а они примчатся меня спасать, будет ли это означать, что я проверку прошел, а они нет?

В другую щеку влетает еще одна оплеуха, ничуть не хуже первой. У меня болят шея и запястья. Путы затянуты мучительно туго. И как я, интересно, буду заниматься кузнечным делом с ободранными руками? Я опять мычу, на этот раз громче. Со связанными запястьями у меня нет возможности объяснить жестами свою немоту. «Это все уловка, Дау, – убеждаю я себя. – Помнишь, как братья запирали тебя в старом сундуке? Как помогали тебе взобраться на верхушку огромного вяза, а потом бросали? Или как в тот раз завели тебя в болото, а сами ушли? Тогда тебя спасала сообразительность. Так почему не воспользоваться ею и сейчас?»

Но в этом уже нет необходимости – снаружи кто-то принимается барабанить в дверь и кричать:

– Что вы делаете?

Это Ливаун.

– Дядюшка Арт! Быстрее сюда! Донал! Донал! Где ты?

Марриганово проклятье! В ее словах слышится неподдельный ужас. Нет, это точно не игра. Хотя обязана таковой быть. Ведь она использует наши вымышленные имена. Я склоняю голову и без слов всхлипываю. Это как минимум отвлечет внимание и позволит Ливаун воплотить в жизнь свой план, что бы она ни задумала.