– Так и надо этим пидарам, – воскликнул Архип. – У Подъелдыкова же ни один спектакль без голых жоп не обходился. Люди прогрессивных взглядов! Только и знают, что говно друг дружке толкать! Мозги нам засирают. Рассказывал мне Кирьян, как сынок директора этого «Сарказмотрона» пальцы гнул в «Голодном хунвейбине». Деньги направо и налево швырял. Если бы зарабатывал, так себя не вел бы и живой бы, может быть, до сих пор был.

– В завершение хотелось бы сказать вот о чем, – продолжал ведущий. – Некоторые актеры «Сарказмотрона» высказались в защиту режиссера. Например, известный в городе актер Давид Троегубов в интервью 24News назвал процесс сугубо политическим и призвал руководство города быть милосердными к художнику. Его слова нашли отклик в сердцах не только любителей театра, но и рядовых граждан города. Я хочу обратиться к тем людям, для которых его мнение стало неким откровением. Не стоит преувеличивать личные качества артистов. Это трудная и тяжелая профессия, но она не делает из актера ни мыслителя, ни политолога. От актеров требуется лишь хорошо запоминать кем-то другим написанный текст и убедительно его произносить со сцены. Он обязан слушаться режиссера, исполнять его указания и всем нравиться. А в наше время всеобщего шоу актеры парадоксальным образом оказались в центре внимания общества. Не потому ли, что некоторые граждане чудовищно поглупели?

– Не поглупели, а тупорылыми стали, – резюмировал Архип сюжет под названием «Театральное дело».

Помимо просмотра новостей и фильмов, Архип проводил много времени за прослушиванием музыки, и спустя несколько дней она пробудила в нем желание снова сесть за установку. Пока это была только мысль, стремительно промелькнувшая в его замутненном алкоголем сознании, которую он несколько дней потом обдумывал, взвешивая каждую мелочь. Он не знал, как объяснить друзьям свое продолжительное отсутствие. Неуверенность, которой Архип никогда раньше не отличался, буквально приковала его к креслу и не давала ступить за порог. Однако выйти из своего добровольного заточения он хотел не только от любви к музыке, но еще и потому, что подумывал увидеть Варьку.

За три последних дня, которые Архип провел в диком поле, он тщательно осмотрел избу и вещи своих друзей. От Платона не осталось ничего, кроме одежды и оружия. Все его записи и гаджеты исчезли вместе с ним. Среди брелоков, нескольких колод карт, трех перочинных ножей, принадлежащих Кирьяну, он нашел два голофона, наполненных фотографиями его невесты. Решив для себя, что о его гибели он не будет никому рассказывать, Архип оставил их на прежнем месте.

«Конечно, я в „Голодном хунвейбине“ с Полькой встречусь, это как пить дать. Скорее всего, она там до сих пор работает. Но придется молчать. Так всем будет лучше», – уговаривал он себя.

О том, что ему рано или поздно придется объясниться с родителями Кирьяна, которые, скорее всего, до сих пор надеются, что сын жив, Архип старался не думать. Он понимал, что оставлять их в неведении неправильно, но иначе поступить не мог. Тогда ему пришлось бы рассказать им всю историю от начала и до конца, но на это Архип, по понятным и казавшимся ему вполне объективными причинам, пойти не мог.

У Олега вещей практически не было. Во внутреннем кармане его куртки Архип нашел только фотографию Варьки с ее адресом на обратной стороне, которую прихватил с собой. По возвращении из леса он прикрепил ее магнитом к двери холодильника и подолгу засматривался, когда шел за очередной бутылкой пива.

Фигурой и лицом похожая на девушку из японских порнографических мультфильмов, она сразу понравилась Архипу. Все его последующие действия подспудно были направлены на то, чтобы встретиться с ней. Он хотел использовать известие о смерти Олега как предлог для того, чтобы поближе с ней познакомиться в надежде на дальнейшие отношения.