– Вай, какой белий, маладой, – говорил генерал, прищелкивая языком, – а как играишь, как богиня играишь. Ты мне маму маю напомнила. Как кинжаль сэрдце пранзиль.
– Спасибо, вы очень любезны, но я… мне еще… – невнятно лепетала Ниночка, смущенная стремительным напором Первой Головы. Она, оплакивающая Виктора Ивановича, еще не была готова к близким отношениям с мужчинами.
О гибели своего любовника актриса узнала от Петрушки, водителя Костылина, который вез своего шефа в тот злополучный вечер. Как только скорая помощь констатировала смерть Виктора Ивановича, шофер сразу позвонил Ниночке и сообщил о случившемся. Все произошло почти так, как она себе когда-то представляла, читая Станиславского.
От этого совпадения актрисе стало не по себе. Она и раньше знала о том, что надо быть осторожной в своих высказываниях и желаниях, но Ниночка и подумать не могла, что такое может случиться в ее жизни. К тому же здоровье Виктора Ивановича, тщательно следившего за собой, никогда не вызывало у нее подозрений. А тут внезапный сердечный приступ…
О том, что пришлось пережить Виктору Ивановичу после их разрыва, Ниночка, конечно же, не знала и случившуюся размолвку с внезапной его смертью напрямую никак не связывала, но что-то не давало ей покоя. Видимо, она подсознательно чувствовала свою вину и понимала, что, прекратив с ним отношения, нанесла ему тяжелую моральную травму. Поэтому она до сих пор оплакивала своего возлюбленного, сторонясь посторонних мужчин. И если кто-нибудь еще сегодня утром сказал ей, что появившийся на пороге гримерки генерал, похожий на говорящую пивную бочку, уговорит ее поехать с ним в ресторан, она бы ни за что не поверила.
– Поедим сэйчас рэсторан, – говорил Ермолов, развалившись на кожаном диване. – Все самае фикусное кушать будим, шашлык, пилав, лепешка… Всех там раком паставлю!
Ниночка искренне пыталась отказаться, ссылаясь на плохое самочувствие и усталость. Но как только узнала, что Шамиль приглашает ее в «Голодный хунвейбин», где сегодня в полночь Илларион давал Вертинского, охотно согласилась. Актриса тут же выставила генерала за дверь и спустя сорок минут выплыла из гримерки при полном параде. Двигаясь словно большая кошка, в блестящем красном платье с глубоким декольте и диадемой в волосах, она сразила наповал не только Первую Голову, но и его ординарцев.
Через полчаса три черных внедорожника припарковались у «Голодного хунвейбина». Компания, состоящая из генерала, Ниночки и трех телохранителей, затянутых в камуфляж, сразу привлекла внимание публики. Рядом с высокой и упитанной Ниночкой, Ермолов, будучи на две головы ниже актрисы, смотрелся несколько комично.
– Как Джо Пеши рядом с Нетребко, – шепнул на ухо своей молодой спутнице пожилой человек с серьгой в ухе и седым ежиком на голове.
– А это кто?
– Потом расскажу, Катенька, потом.
– Да мы сейчас посмотрим, – сказала девушка и достала голофон.
– Вы, Давид Борисович, всегда нужные слова найдете. Лучше и не скажешь, – хохотнув, констатировала она спустя мгновение, когда на их столе, расположенном в самом центре зала, спроецировались две небольшие фигурки артистов довулканной эпохи.
Медленно, по-хозяйски пройдя через зал, гости расположились за столиком прямо в его центре недалеко от сцены, где сегодня играл джазовый оркестр. Как только почетные гости заняли свои места, вокруг них сразу же возник директор ресторана в сопровождении двух гибких официантов. Ермолов начал им что-то объяснять, сопровождая свои слова активной жестикуляцией.
Все это время публика «Голодного хунвейбина» продолжала заворожено смотреть на новых посетителей и пришла в себя только после того, как оркестр начал играть лезгинку, приветствуя высокого гостя. В ответ кавказцы широко заулыбались и начали дружно хлопать. Спустя какое-то время один из ординарцев вскочил со своего места и принялся энергично танцевать. Вслед за ним в пляс пустились и два других джигита. Через несколько минут активного танца они достали свои пистолеты и открыли огонь, периодически попадая в закрепленные под потолком люстры. Сидящие в первых рядах зрители, оглушенные выстрелами, затыкали ладонями уши и прятались под стол, скрываясь от хрустального дождя, вызванного внезапно открывшейся стрельбой.