Я вернулась в гостиную, досмотрела «Секретные материалы», доела мороженое; начался какой-то ужастик Карпентера – про детей не от мира сего; я отнесла посуду на кухню, выключила телевизор и легла на диван, накрылась пледом. Волосы высохли, полотенце свалилось куда-то вниз, ко дну земли. Было темно и тихо. Сквозь купол сияли, дрожали, словно текли, звезды. Необыкновенная красота и печаль. Будто не было города внизу. Будто городов вообще не было никогда; эти звезды – как гадалки – столько всего видели: смертей, жизней, городов, войн… Спать не хотелось. В какую же странную историю я попала. Это красивая история? Или чем-то тревожная? Будут у нас дети через год? Или мы будем просто дружить, смотреть вместе телевизор, есть мороженое и рулеты? Ты любишь его? Эти вопросы были как Великая Китайская стена – непреодолимы; я повернулась к ним спиной и стала повторять римских императоров по порядку – этот список помогал мне уснуть; добралась до Траяна, как услышала шаги, потом кто-то коснулся моей спины, волос, словно ночная бабочка запуталась. Я завизжала.

– Ты что, это же я, Венсан!

– А подкрадываешься, будто грабитель…

– Нет, это я, Венсан, – и он сел рядом – куда? Темнота невероятная, купол точно накрыли носовым платком из плотной ткани, в ночи бывает такой момент: вытянешь руку – и потеряешь, время для тех, кто делает что-то страшное, использует как прикрытие, варит яды; и можно было только чувствовать – его плечи, нос, тепло, волосы повсюду; от него чудесно пахло: орехами, лугом… – Венсан, – повторил он свое имя, как заклинание, нашел мои губы, навалился всем телом, придавил руку; «ой, больно, ой, щекотно» – «ты что, любовью никогда не занималась?» – «нет, а что плохого?» – «ничего, только невероятно; я буду первым; а последним я буду?» – «Венсан…»; и все сложилось легко, как пасьянс; как пишут в романах: они были созданы друг для друга, потом мы начали укладываться спать, застревали в пледе, свисали с краев; потом мне захотелось пить, потом ему в туалет; короче, заснули мы под утро, а в куполе медленно появлялось небо, космос; и я подумала на прощание с явью: «почему его оставили родители, такого нежного, надменного, слабого; он ведь так и не вырос…» А утром поздним проснулась, полная радуги, увидела, что по куполу течет дождь, свет в квартире серый, а Венсана нет рядом. Закуталась в плед, пошла искать. В кухне нашлась только грязная посуда, в столовой – лишь натюрморты и молчаливые черно-белые стол и стулья. В его комнате открылось окно, ветер раскачивал занавески, они словно танцевали менуэт, а край белого ковра подмок.

– Венсан, – крикнула я, плед-тога-сари, и посмотрела на балкон второго этажа. Одна из дверей была приоткрыта – еле-еле, точно кончиком ножа. Комната с черным зеркалом. Меня зазнобило. В ней-то он и был; лежал перед зеркалом абсолютно голый, белый, клубочком, словно разговаривал со своим отражением или параллельным миром, а из зеркала его поразила молния.

– Венсан, – села рядом на пол, он был весь в мурашках, накрыла его куском пледа, того было много. – Венсан, проснись, – и коснулась его шеи, нежного места. Он медленно открыл глаза, и меня не оставляло ощущение фильма ужасов: сейчас выскочит из-за угла кто-нибудь с криком, окровавленный, в разорванной пополам одежде: «а-а, марсиане, маньяки с бензопилами, спасайся кто может!»; эти секунды открытия глаз и собственной идентификации были такими медленными, растянутыми до осязательности, как у тех, кто ждет – решения, результата, ответа и правды, глядя на песок в часах. Потом повернулся, с усталым, почти старым лицом; будто всю ночь играл в карты с дьяволом на душу; синева у губ.