Несмотря на то, что Капезиус полностью отрицал любое участие в работе газовых камер и крематориев, в послевоенных заметках он продемонстрировал поразительную осведомленность об их работе. Довольно сухо он писал: «Согласно техническому дизайну, крематории могли сжигать 4756 тел в день. Но это теоретически и в расчет бралось необходимое для очистки здания время. Каждый день во Втором и Третьем крематориях сжигалось до 5 тыс. трупов, в Четвертом и Пятом – до 3 тыс. трупов. Размер костров при бункерах не ограничивался. Летом 1944 года во время депортации венгерских евреев эсэсовцы снова принялись за работу в бункере № 2. За то время в день убивали и сжигали до 24 тыс. человек. Их прах использовали для удобрения полей и осушения болот, или просто выбрасывали в соседние реки и пруды. В основном в реку Солу прямо у лагеря»[130].

Вильгельм Прокоп после войны рассказал, как однажды подслушал слова начальника о возможном использовании меньшего количества газа для убийства евреев[131]. Капезиус в компании сержантов Йозефа Клера и Курта Юрачека пришел к бункеру, где хранился циклон Б; Клер был старшим офицером СС в Освенциме, он управлял так называемым департаментом дезинфекции. Прокоп, страшно рискуя, решил остаться, спрятавшись за приоткрытой дверью. Капезиус приказал Клеру приготовиться получить «огромное количество канистр [циклона Б]». В них была нужда, потому что, по словам главного аптекаря, на тот день была запланирована «большая операция». За запасом яда всегда тщательно следили, не допуская возникновения нехватки. В попытках растянуть запасы и понизить расходы – ведь одна канистра обходилась в 5 рейхсмарок (около 2 долларов) – эсэсовцы стали использовать меньшее количество препарата. Раньше для убийства 2 тыс. пленников требовалось 20 канистр, но это количество пришлось уменьшить до 15. Никого не беспокоило, что это увеличивало время отравления на леденящие кровь 20 минут.

Однажды Капезиус столкнулся с доктором Миклошом Нисли, румыном, который работал с Менгеле, и узнал, когда и как нацисты поняли, что перестарались, уменьшив количество циклона[132].

– Клер, глава ответственных за газовые камеры, ворвался в кабинет Нисли, – вспоминал Капезиус. – Он взволнованно принялся рассказывать, что в горе трупов в газовой камере нашли живую девочку-подростка, она еще двигалась. Нисли схватил портфель и побежал к камере. Там у стены и правда была девушка, голая, как и остальные, еще на половину зарытая в телах. Девушка была невероятно красивая, она лежала, тяжело дыша, похожая на ангела[133].

Нисли вспоминал следующие напряженные минуты:

– Мы вытащили ее из горы трупов. Я перенес ее легенькое молодое тело в комнату рядом с камерой, где переодевалась газовая команда. Я уложил девушку на одну из скамей. Она была юная, около 15 лет. Я достал шприц и сделал дрожащей девушке три укола подряд. Мужчины укрыли ее холодное тело своими куртками. Кто-то побежал на кухню, чтобы принести чай или суп. Все так хотели ей помочь, как будто боролись за жизнь собственного ребенка[134].

Когда нацисты обнаружили, что Нисли пытается вылечить девушку, они заволновались, что она расскажет другим «обо всем, что с ней произошло, что она видела, и тогда это моментально разнесется по всему лагерю»[135]. Они заключили, что не могут так рисковать.

– Девушку вывели, нет, скорее вынесли в прихожую, – вспоминал Нисли. – И застрелили в затылок[136].

Один из свидетелей вспоминал, что когда дела Освенцима шли на спад и заканчивались запасы циклона Б, комендант Рудольф Хёсс приказал детей не отправлять в газовые камеры, а «сжигать [заживо] на кострах, вместо топлива подбрасывать трупы из газовых камер и лить бензин»