– Вы понимаете, о чём я?

– Конечно, – Автандил, наконец, взял себя в руки. – К нам этот фильм ещё не поступал, возможно, на следующей неделе, но это будет стоить дорого.

– Дешёвый сыр малосъедобен, – пробормотал странный посетитель, выудил из глубины кармана клочок бумаги, расправил его, быстро записал что-то огрызком карандаша и протянул Автандилу.

– Позвоните, – повернулся и исчез. Только парящий звук колокольчика свидетельствовал, что чудак не растворился в воздухе, а покинул магазинчик как и положено материальному объекту – через дверь.

– Определённо, я его где-то видел… Но где? – Автандил развернул бумажку. На измятом тетрадном листке печатными буквами было выведено:

«Борматреш Отшиб…»

4.04.04

Завентил Облом окинул пейзаж обводящим взглядом, что позволяло ему заглядывать за барханы и не раз спасало жизнь. Затем он послюнявил палец, поднял его и измерил скорость ветра с неизъяснимой точностью. Умудрённый естествоиспытатель извлёк из полученного числа квадратный корень, а то, что осталось на дне, возвёл в сто шестьдесят седьмую степень. Полученный ответ не умещался в голове, потому Облом выбросил все цифры, кроме последней, случайно зацепившейся за обшлаг рукава рубашки. Но уловка, которую он с успехом применял во времена Карибско-Южноафриканского кризиса, на этот раз оказалась бессильна. Пришлось положиться на интуицию, где болтались лишь самые ценные вещи – трубка и пачка заморского табака. Приложив манипуляторы к земле, он ощутил всепроникающий гул, который убийственными нитями заструился по сочленениям механизма. Завентил успел отпустить рычаги, прежде чем металл заискрился и рассыпался в бессмысленный прах. Облом выудил из памяти серебряную иглу, вонзил её в кучу пепла и ещё раз поблагодарил интуицию, схоронившую иголку в кисете. Он никогда не доверял этим новомодным комбайнам и подозревал, что Подземка тоже недолюбливает их. Пройдя семьдесят два шага по ветру и семьдесят три против, Облом засунул руку в песок. Расчёт оказался верен и отозвался резкой болью в безымянном пальце. Это Подземка возвращала потревожившую её иголку, тем самым заключая ничейное перемирие. Спрятав бесценный прибор в подвернувшемся стоге сена, Завентил начал лихорадочно копать траншею. Спасательная операция преступно затягивалась. Где-то там, в Древней Индии, потерпел незапланированную аварию воздушный корабль. Измученные скрутившимся в спираль временем, смелые пионеры брели по сельскохозяйственным трущобам, и мальчишки метали в них резиновые мобильные телефоны. Песок заструился, превращаясь в воду, и ринулся вниз потоками грозового ливня. Завентил понял, что уловка захлопнулась, и он угодил в закоулок, ведущий в недра преисподней, идиллический район вожделенных сельскохозяйственных трущоб. Облом скатился по верхней плоскости шарообразного здания, стянутого изнутри по всем двенадцати диагоналям углепластиковыми канатами, приземлился в услужливо подставленный Подземкой стожок сена и ощутил пятой точкой чувствительный укол. Подземка захохотала, обнажая своё ничем не прикрытое чувство юмора.

Двадцать третье февраля…

Сон отлетел, будто сдутый утренним ветром. Автандил поёжился, ощущая прохладное дыхание пространства, встал и подошёл к окну. Молодое апельсиновое солнце насквозь прожигало душу. Где-то там, на просторах Древней Индии страдали неспасённые жертвы крушения воздушного самолёта. Четвёртое апреля навсегда останется чёрной меткой в его памяти…

За окошком неспешно парил невесомый февральский снег.

Автандил остервенело помотал головой. Наваждение не истончилось. Снег по-прежнему летел вверх, гонимый прихотливыми воздушными потоками. Ни апрельских ручьёв, ни ранней зелёной травы, ни птичьего гомона… Так посмотришь на улицу – и не скажешь, что уже апрель на дворе…