Специфика подготовки у Макса всегда была импровизационная. Изматывающие тренировки по пять часов в день, абсолютно не зависящие от времени суток, постоянные синяки и ссадины и дороги общественного пользования, как площадки для отработки и получения пристальной дозы внимания. Езда на переднем колесе, стойки, вращение, контролируемый занос, – весь этот стандартный набор, несомненно, вызывает массу эмоций и восхищения, тем более в свойственной ему легкости и почти танцующей манере исполнения. Однако на этот раз он припас для зрителей нечто поистине фееричное, придав выступлению еще большей акробатичности, и расширив тем самым границы себя, а вместе с тем и любимого спорта. Подлинное соревнование – это, прежде всего, соревнование с самим собой, а самый опасный соперник – та личность, которой ты был еще сегодня с утра. В этом и кроется единственный закон развития, и не надо здесь проникновенный речей о таланте и возможностях. Так было и так будет всегда. Именно поэтому победителей не судят.

Победу данного характера Макс одержал еще задолго до чемпионата.

В то воскресенье я не полетела в Берлин. Я отменила все свои договоренности и солгала компаньонам, ожидавшим моего прибытия, что серьезно заболела. В некотором смысле это была не искаженная правда. Чем еще, если не болезнью, можно объяснить тот факт, что я вдруг ослепла, оглохла и разучилась рационально мыслить? А еще потеряла ощущение времени и была безмерно счастлива. Так ведут себя только больные люди, не иначе.

Я пробиралась сквозь толпу восторженных фанатов к самой трибуне. Его фамилия прозвучала под номером одиннадцать, и неизменного его боевого товарища кислотно зеленого цвета я вряд ли бы спутала с кем-то еще. Оба взвинченные и перегретые они стояли по центру площадки, прекрасно понимая, что сулит им выступление и реакция непритязательной публики, еще до того, как будет озвучено суммарное количество очков. Адреналин, как известно, обостряет все виды чувств, – восприятие спинным мозгом, видимо, входит в их число. Как только я достигаю первого ряда глазеющих, он резко оборачивается и смотрит на меня в упор. Я замираю как вкопанная, чувствуя, что сердце забухало теперь где-то у горла, и будто под гипнозом не могу отвести с него глаз. Он смотрит. Он выжидает. Нет сомнения, что он узнал меня с первой же секунды, как увидел, однако я не решаюсь ступить. А он продолжает смотреть. И выжидать. Затем дважды вскидывает вытянутыми руками в стороны (сколько раз я видела этот жест на площадке во время наших с ним тренировок) и призывно кивает головой. Не знаю насколько это позволительно правилами, хотя дисквалификация мне явно не грозит, поэтому, немедля ни секундой больше, я перескакиваю через ограждение трибуны и бегу в его сторону. Еще каких-то пара метров, пара недосказанных фраз и несколько месяцев разлуки и, я запрыгиваю на него, сильно обхватив ногами жесткий каркас черепахи. Он крепко прижимает меня неопреновыми перчатками и улыбается пока что одними глазами. Я снимаю с него как всегда не застегнутый шлем. Мокрые всклокоченные волосы, струи пота по вискам, синяки под глазами от кислородной недостаточности и безграничное блаженство усталости на лице, – что еще может настолько преобразить мужчину, как не последствия полученной одержимости. Я жадно целую его: – Чемпион! Мой чемпион! Я всегда это знала. Теперь об этом знают другие.

Мы вернулись к Максу далеко после полуночи и нетерпеливо занялись любовью прямо на полу возле дивана. Он даже не успел снять с меня большую часть одежды, как часто любил это делать. А потом на балконе мы пили шампанское за его триумф прямо из бутылки и смотрели на звезды. А потом, в одних наушниках, согревали друг друга на диване ладонями и губами и слушали музыку, которую выбирал непременно он. А в кровати лежали, обнявшись, и никак не могли наговориться.