Меня вдруг отчаянно затрясло. Я оперлась вытянутыми руками о стену и, низко опустив голову, глубоко задышала. Капли монотонно долбили в затылок, скатываясь по волосам. Я втягивала в себя воздух как загнанный скакун, открывала и закрывала рот, вздыхая и балансируя на гране безмолвного крика. Но не заплакала. Ни разу…

Я не знаю, существует ли предел выносливости, приходящийся на долю одного человека, но говорят, нам отпущено ровно столько, насколько достаточно сил.

– Мне сегодня приснилось, что ты станешь скучным, – заговорила я, когда что-то прохладное и нежное прикоснулось к моему плечу. Лишь после того, как всем телом я ощутила его присутствие, а его горячая рука обхватила меня за живот, я открыла глаза и увидела перед собой красную орхидею. – Ты бросишь спорт, купишь дом, посадишь дерево. Я рожу тебе сына. А ты вдруг приносишь мне цветок… – я прижималась к нему спиной, а он держал меня в крепких руках и осыпал поцелуями мои мокрые плечи, будто вкладывая в каждый из них некий потаенный смысл, который я никак не могла ухватить.


Все это его чертовы наркотические губы. – Не делай этого, прошу тебя, Макс. Не надо. Я все равно не смогу полюбить тебя сильнее.

Хотя он об этом и не просил…

***

Огромный зал московского Шереметьево-2 встретил меня длинной очередью на паспортный контроль. Там-то я и ощутила сначала волнение, а потом беспокойство. Оно пришло внезапно и не оставляло, как докучливая икота в ожидание момента, когда мне предстояло предъявить паспорт человеку в форме. Симпатичная женщина в форме – круглолицая, как на иллюстрации к русской сказке (без кокошника разве что), дружелюбно улыбнулась и незаметно поправила прическу, когда я посмотрела ей в глаза, а потом положила мой раскрытый паспорт на какое-то считывающее устройство. Она не собиралась снимать у меня отпечатки пальцев, не сканировала сетчатку глаза и не расспрашивала с пристрастием, «почему и с какой целью я прилетела». Она лишь пожелала мне «всего доброго» и вернула паспорт. Как это ни странно, но именно эта женщина-пограничник за пуленепробиваемым стеклом дала мне понять, что я для нее не только номер паспорта и визы, пусть и не совсем подлинный, и что, невзирая на ряд предстоящих сложностей, я все же вернулась домой.

– Бумажная волокита немного затянулась, Лер, но переоформление уже на финальной стадии, – Рамир встретил меня как всегда радушно и тут же усадил в кресло в своем новом офисе, окна которого, как легко можно было догадаться, выходили на главный вход в здание. Он непременно наблюдал за приездом тех или иных лиц, как с обзорного пункта, – тактика, привычка, старая школа – (называй, как хочешь) вторая натура. Не был и исключением Rolls-Royce Phantom неизменно черного цвета, из которого менее десяти минут назад в сопровождение его доверенных лиц, почти синхронно открывающих дверцу, подающих руку, распахивающих над головой зонт и прикрывающих спину вышла молодая особа в удлиненном бежевом пальто менее суток назад прибывшая в столицу.

– Рад, что ты все же уложилась в кратчайшие сроки и прилетела заявленным рейсом, – радушно приветствовал он. – Я не прогадал, кстати, с предоставленным транспортом?

Я мягко улыбнулась: – Ты же знаешь, есть вещи, которым приятно хранить верность. Вневременное исполнение стиля класса люкс современного автомобилестроения – одно из них.

– Я рад, – довольно отозвался он и расположился в кресле, напротив. – Честное слово, рад.

– Тогда мы можем перейти к делам, – тактично перебила его я. – Ты серьезно полагаешь, что юрист, ходатайствующий это дело, скончался в самом пике действующего процесса от сердечного приступа? И это на сорок первом году его жизни?