– Что с тобой стало? – спросил его отец, сразу распознав в Павле совсем иного человека, не похожего на того, кого он отпустил учиться в Иерусалим.

– Я познал истину, – ответил Павел.

Он заговорил с родными – заговорил на новом для них языке. Как же ему хотелось получить в ответ горячий отклик их душ! Увы, этого не случилось. Они просто не поняли его. Иерусалим – далеко, события, произошедшие там, если и долетели до Тарса, то лишь слабым эхом. И то лишь благодаря тем эллинистам, что, убоявшись расправы, бежали из Иерусалима и расселились в разных землях, в том числе и по побережью Средиземного моря. Но если родные и соседи не смогли разделить его взгляды, разве можно было их осуждать за это? Конечно, нет! Павлу хватило мудрости понять их. Его уже коснулась благодать, божественный свет через откровение пронзил его. Теперь ему суждено было помочь и своим близким, и другим жителям Тарса, решил он.

Павел был учёным фарисеем, стал христианским проповедником, но и то и другое никак не могло обеспечить его существование в Тарсе, а сидеть на шее у пожилых родителей он не захотел, и Павел до срока решил заняться ремесленничеством. Он продолжал проповедовать в синагоге, называл себя фарисеем, но почему? Просто он видел в христианстве, в Новом Завете, продолжение Ветхого Завета, служителем которого он тоже был. Он не желал разделять их – он просто пошёл дальше! Что до прочих священников, не желавших идти с ним и отказывавшихся понимать его, что ж, решил Павел, не пришло ещё их время!

Каждому плоду свой срок.

В Тарсе, торговом языческом городе Средиземноморья, жизнь шла равномерно и хорошо. А вот Иерусалим бушевал – новый император Калигула совсем помешался. Возможно, он перенёс воспаление мозга, а именно менингит, но после болезни молодой император стал вести себя совсем уже безумно. Он на самом деле возомнил себя богом и везде приказал ставить себе изваяния. Именно такую статую должны были установить и в Иерусалимском Храме. Разумеется, правоверные иудеи лучше бы дали себя распять, чем позволили бы совершиться такому святотатству. И Калигула, несомненно, приказал бы вырезать всю Иудею, воспротивься она его смелым замыслам. Но страшного, к счастью, не случилось. Слишком абсурдна была власть нового императора! Пять лет Калигула баламутил империю, но более всего запомнился тем, что ввёл в чин сенатора свою любимую кобылу и приказал приводить её на слушанья. Ещё он объявил войну камышу и заставил армию сражаться с ним. То и дело устраивал кровавую резню своим подданным. И в конце концов доигрался – его вместе с четвёртой женой Цезонией и годовалой дочерью убили.

Но эти события, и особенно угроза установки в Храме статуи полоумного императора, совсем стёрли из памяти иудеев-христиан прошлые ошибки Павла. На престол в Риме сел император Клавдий – в сравнении с Калигулой добрейшей души человек! Находясь под пятой своей жены, которая позже отравит его, чтобы посадить на престол своего сына от первого мужа, Клавдий делал многое, дабы замирить империю во всех отношениях.

В это самое время разнёсся слух, что апостол Филипп пошёл проповедовать Слово Божье в Самарию. Это был тот самый Филипп, один из двенадцати, который просил у своего Учителя показать им, ученикам, Своего Отца. На что Иисус с упреком ответил: «Столько время Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца». И вот Филипп по наитию двинулся в Самарию, а ведь сам Спаситель говорил: «В город самарянский не входите!» Но Филипп решил проявить инициативу. Возможно, он вспомнил и притчу Иисуса о добром самаритянине, который помог избитому на дороге иудею, и о том, что Сам Спаситель беседовал с самаритянкой о «духе и истине», и жителей самаритянского Сихаря, которые увидели в Нём Миссию.