– Это… Это как это? – просипел я.
– В чём дело?
– В чём дело?! Да я сигарету на лету поймал! Вот она смотри!
От изумления и восторга я и забыл, что невидим для некроманта, а тот с невозмутимым видом продолжал поправлять мои дары, чтобы они не занимали слишком много места.
– И чему ты удивляешься? Для чего ещё на могилы приносят гостинцы? – Демид щёлкнул противоветровой зажигалкой и поджог свечу в лампадке.
– Я что, серьёзно могу брать всё, что лежит на могиле?
– Именно на твоей могиле. Всё, что тебе приносят.
– Охренеть!
Я схватил с полки конфету, развернул обёртку, как малое дитя, затолкал в рот батончик и замычал от удовольствия, как будто никогда раньше не ел сладкого. Я чувствовал её вкус!
Может, это и логично, но конфет на могиле меньше не стало. Я поддел пальцами фантик, приподнял вторую конфету и увидел, что та осталась на месте, а я держал как будто бы её фантомную копию. А вот та, что уже была съедена, пойти ко мне в руки не пожелала. Понятно. Мой лимит ограничен, и бесконечно потреблять одно и то же угощение мне не удастся. Даже у предметов есть одна-единственная «душа».
Съев вторую конфету, я увлечённо поподбрасывал перочинный ножик и спрятал в карман. После всего испытанного мной удовольствия мне просто необходимо было закурить, вот только нужна зажигалка, и я попросил её у Демида.
– Разве у тебя нет своей? – равнодушно спросил он.
– Так у меня вообще ничего нет.
– Ты перед смертью всё выкладывал из карманов? Ты вроде говорил, что до сих пор носишь куртку, в которой умер.
И в правду. Сколько времени я разгуливал по городу без единой возможности подержать что-то в руках и даже не додумался порыться в собственных карманах!
В куртке, кроме ножа, ничего не было. Будь там что-то ещё, я бы давно уже это нашёл, благодаря привычке ходить со спрятанными в карманы руками. Во внутреннем тоже оказалось пусто, а вот в джинсах я отыскал старую, но ещё рабочую зажигалку.
Демид поставил на полку рамку с моей фотографией, сел на корточки и стал раскладывать из сумки свой некромантический арсенал. Удобно, что моя ячейка оказалась в одном из нижних ярусов.
Скоро напротив колумбария был изображён круг из рассыпанной кладбищенской земли, рядом лежал уже знакомый мне человеческий палец, а некромант читал про себя свой старинный дневник. Иногда он тихо проговаривал непонятные слова, точно пытаясь их запомнить, несколько раз повторял их шёпотом, приплетая некие полуразличимые фразы, и снова углублялся в чтение.
Через несколько минут он поднял с земли блестящий кинжал, закатал левый рукав куртки, лёгким движением сделал надрез у своего локтевого сгиба, и на кладбищенскую землю покапала кровь.
Я был настолько ошарашен этим неожиданным действием, что первое пришедшее на ум многогранное слово застряло в глотке. На руке Сумрака оказалось ещё несколько старых шрамов.
Когда кровь почти перестала капать, некромант поднял человеческую кость, выпрямился во весь рост и приказал:
– Баланецкий Никита Андреевич, пришедший в мир двадцать второго ноября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года от Рождества Христова, и покинувший его тринадцатого апреля две тысячи девятого года от Рождества Христова, – услышь меня и войди в магический круг.
Официально властный тон произвёл невыразимое впечатление, и я почувствовал себя виновником некоего торжества, предметом загробного таинства. Как на сцену перед публикой, покорно переступил границу круга, потоптался и развёл руками.
– Ну… вошёл.
Некромант поднял выше раскрытую книгу одной рукой, а той, что продолжала истекать кровью, вознёс человеческую кость и стал зачитывать непонятные потусторонние слова.