Из коридора слышались бессвязные ворчания и терпеливые ответы. Хеллсинг продолжал возмущаться, порой чем-то гремя и что-то роняя, Фантом подгонял его и кратко отшучивался без ноты улыбки в голосе. По звукам слышно было, как они облачались в куртки.

– Оставайся, – нейтрально бросил Демид и пошёл провожать гостей.

Я дождался, пока он выйдет, и сказал Лере:

– Вот и правильно. Не горю особым желанием оставаться с ним наедине. Да и не собираюсь. Раз уж видишь меня именно ты, значит, с тобой и буду находиться, и решать это буду сам. Вот так-то.

Она не ответила. Открыла торбу, высыпала содержимое и стала что-то искать.

Весь процесс общения с некромантом обернулся допросом. Сумрак пытался докопаться до некой истины и понять в моей ситуации что-то такое, чего не понимаю я сам. Мои же односложные ответы не поясняли ему ничего нового.

– Ты погиб сорок дней назад?

– Сегодня сорок первый.

– Зачем вернулся?

– Почём я знаю? Вышвырнуло меня из могилы, и всё.

– Почему ты явился именно Лере?

– Если бы меня увидел кто-то, кроме неё, явился бы этому кому-то. А вообще, никому я не являлся. Увидела меня именно она, вот я к ней и пристал.

– Что ты от неё хочешь?

– Я без понятия, чего мне хотеть!

– Почему ты не пришёл ко мне или к какому-нибудь другому некроманту?

– Откуда мне знать, к кому приходить? Я вообще не знал, что некроманты на самом деле бывают.

– Как ты мог этого не знать?

– А я тебе что, Пушкин?

– Все мёртвые чувствуют, к кому могут обратиться за помощью.

– Ты сам-то где-нибудь в толпе встречал хоть одного мёртвого?

– Они не материальны, и их невозможно встретить в толпе. Их души просто существуют во вселенной, как молекулы воздуха, не важно, в какой точке мира они жили. Я общался и с русскими, и с европейскими, даже с африканскими душами, как с умершими недавно, так и с теми, кто ушёл столетия назад.

– А я, представь себе, имею тело, и далеко я не молекула воздуха. У меня есть и руки-ноги, голова и много чего интересного. Даже куртка вот, в которой я разбился. Если бы я не помнил, как умер, то и не заподозрил бы этого. Ходил бы себе спокойно, пока кто-нибудь не прошёл сквозь меня.

– Интересно.

Две свечи озаряли спальню. Демид сидел на кровати, то задумчиво перелистывая страницы ветхой чёрной книжки в мягком переплёте, то поглаживая кошку на своём колене.

За весь диалог он так и не взглянул на меня, как будто разговаривал сам с собой. Раз мой голос он слышит прямо в своей голове, скорее всего, он не может и догадываться, где и с какой стороны от него я нахожусь. Странновато всё-таки так общаться, но лучше, чем ничего. Хотя жизнь покажет, что мне принесёт это общение. Жизнь! Когда я уже привыкну?

Рука Демида замерла на кошачьей спине.

– А что с тобой происходило после аварии и перед тем, как ты вышел из могилы?

Я задумался, и перед моим мысленным взором предстала женщина в чёрном платье, что стояла босиком на снегу. Она смотрела на меня, пока я сидел со свесившимися руками, уткнувшись щекой в руль, и манила к себе. Я так ни разу и не задумался, что это за сущность, душа или некая сила. Может, это была сама Смерть?

Прежде чем я успел осмыслить, рассказывать ли о ней некроманту или нет, слова вырвались сами:

– Ничего. Забвение.

Ни слова больше не сорвалось с моих онемевших уст.

Я понял. Это тайна. Священная тайна завесы загробного мира, познать которую дано лишь проходящим за её сокровенные границы без возможности вернуться назад. Воля ваша, госпожа смерть. Как только меня отправят в таинственное «обратно», я унесу вашу тайну с собой в могилу.

– Совсем ничего? – подавлено изрёк Демид.