Чуть раньше я натолкнулся на пример в новостях науки: российские КБ сумели-таки в порядке импортозамещения после введения санкций создать полностью российский спутник. Но по использованным отечественным запчастям он оказался тяжеловат, чтобы ракета смогла вывести его на нужную орбиту. Сообщение об этом в «СМИ» было бы само по себе нейтральным, если бы не образовало уже некоторую историю как цепочку актуальности – не про спутник (и не про ручку «Патриота»), а про вице-премьера Дмитрия Рогозина, обещавшего нам двумя годами раньше экспедицию на Марс. Тот «нарратив» был еще короткий, а со спутником он оказался длиннее. Слишком тяжелый спутник в буквальном смысле слова возвращает на землю: законы физики – это онтология.

Здесь действительно рушится «великий рассказ» о Белке-Стрелке, Юрии Гагарине и космосе. Но совсем не журналисты виноваты в этом: их «короткие рассказы» отнюдь не произвольны. В качестве же компенсации мы начинаем понимать, что угол зрения постмодернизма, хотя он и рассматривает онтологическую реальность как «одну из», все же не может отменить ее вовсе.

Информация о спутнике появилась на научных сайтах, но по федеральным каналам телевидения об этом не рассказали. Сообщение о неудаче оказывается журналистикой, а умолчание о ней – пропагандой, дезертирующей от тяжкой необходимости развенчать миф. Пропаганда конструирует виртуальную реальность, оставляя журналистике работу в онтологическом ряду – она хуже оплачивается и не будет встречена аплодисментами власти и большинства.

Бодрийяр, описывая картину мира постмодерна (конечно, с перехлестом и, наверное, сознательно провокативно), уделяет много внимания роли медиа в создании симулякров и их, в свою очередь, превращению в симулякр из-за утраты собственных оснований. В отношениях с массовыми аудиториями медиа и массы начинают просто отражать друг друга, как зеркала, не прибавляя к этому никаких новых смыслов. Для описания этих апокалиптических процессов Бодрийяр вводит специальные понятия: имплозия (взрыв внутрь, схлопывание) и апотропия, которое имеет у него значение, пожалуй, взаимного бесстрастного отталкивания, отторжения. Однако апотропия заметна скорее в рекламе и пропаганде (что, на мой взгляд, в конечном счете одно и то же), а журналистика, в сторону которой Бодрийяр, собственно, и не смотрит, наоборот, пытается бороться с «холодным отталкиванием» и его «разогревать». Хватит ли у нее сил в рамках данного цикла или конец света действительно уже наступил – это другой вопрос.

Определяющей чертой журналистики, которая сама принадлежит (как свойство человечества) к онтологическому ряду и ради которой мы затеваем этот сложный разговор, является поиск (не всегда успешный – на то он и поиск) опоры на факты онтологического ряда: рождение, смерть, цены в магазинах, безработица, экономика в более широком и точном смысле слова, то есть отсылка к таким очевидностям, которым нельзя (или трудно) придавать значение, отличное от их собственного. Спутник (ручка) (от)летает: да – нет.

На одном из круглых столов конференции факультета журналистики МГУ в феврале 2016 года был предложен (но не был развит) взгляд на журналистику как тестирование реальности – этот термин Зигмунд Фрейд использовал, описывая способность различать психические образы и внешние объекты. Это весьма близко к предлагаемому здесь взгляду на журналистику как на инструмент возвращения к онтологической реальности.

Не стоит только обвинять нас в том, что мы радуемся неудачам собственной страны. Конечно, мы ерничаем немного, ну а что нам еще остается делать? Это, в конце концов, тоже часть журналистской профессии.