Все менял фантасмагорический пацан с Игнатовых антресолей. Безбедное существование, тем более в роскошных условиях приморского уединения позволило бы сосредоточиться на главном, резво продвинуться к финалу и вкусить плоды литературного подвижничества, затмив сомнительную славу Лозинского.

Проснувшись в несусветную рань, Гоша долго лежал, пытаясь осмыслить сегодняшние сны и вчерашнюю явь.

«Да, срабатывает какой-то потусторонний, неведомый науке эффект… Какие-то волны и сигналы из другого мира или измерения подаются в Игнатовы проспиртованные мозги с помощью ретранслятора в виде бронзовой статуэтки то ли Аполлона, то ли бога солнца Гелиоса, то ли вообще неизвестно кого. Да, я хочу быстро разбогатеть и вместе с Игнатом уехать в Сан-Франциско, в Майами или на Багамы и дожить там в комфорте, наслаждаясь творчеством, покоем, морем, свободой. Ведь здесь у меня даже отеческой могилы нет: она в неведомом болоте.

Но что же получается? Для меня зарабатывает Игнат. Полная халява за счет друга. Отвратительно! На это идти нельзя. Это безнравственно. А если он врет? Если никакого Сан-Франциско ему не надо, ничего не надо, кроме крови этого государственного подонка Пущина? Если вернулась идея вендетты, но уже с конкретным расчетом на деньги от игры?».

Звонок прервал тревожные думы Георгия Арнольдовича. Игнат велел спускаться.

– Я должен ехать на переговоры по сценарию. Вечером зайду.

– Какие переговоры! – взвыл Игнат на таких децибелах, что Колесов в ужасе отдернул от уха трубку. – Ты что, совсем охерел!

– Слушай, Игнат, ты же спокойно можешь работать над этим один, зачем я тебе? Потом поделишься, как сочтешь нужным. По справедливости, мне может причитаться лишь скромный процент.

– Ну ты и жлоб! – с жуткой укоризной в голосе набросился Оболонский. – Мы с Аполлошей должны тебе бабки делать, а ты, значит, в свое удовольствие продолжишь писанину копеечную в ожидании процентов?!

– Я не понимаю, что ты предлагаешь? У меня с твоим Аполлошей связи нет – не провели! Может, ты знаешь хорошего электрика, вызови, пусть наладит.

– Знаю, Гоша, знаю. И юмор твой в жопу себе засунь. Спускайся немедля, я тебе все объясню, и займемся делом. Понял?

Гоша покорился. Выпил кофе и явился к другу. Застал Игната за трогательным занятием – тот мягкой влажной тряпочкой любовно протирал бронзовый торс бога и тронутую патиной подставку, тихо напевая что-то из военно-лирического репертуара.

Гоша сел в позе покорного слушателя.

– Ну?..

– Что «ну?» Интеллигент, понимаешь ли, а думать не умеешь. Ты же должен был опыт приобрести, пока мы с тобой на бирже бабки просаживали? – Игната было не узнать: деловит, строг, деспотичен, вместо дежурного махрового халата – спортивные брюки и джинсовая рубашка.

– Опыт я приобрел. Самый надежный метод игры – не играть.

– Из тебя с утра юмор так и прет! Неуместно и не вовремя. Слушай сюда, биржевик! Нам нужно снять хотя бы сто миллионов рублей. По пятьдесят на брата. Я уже все прикинул, посчитал. Уедем к океану в Америку, купим по скромной вилле или одну нескромную на двоих – все равно мы друг от друга никуда не денемся, ты меня похоронишь или я тебя. Будем жить в свое удовольствие, в бассейне плавать, в шахматы играть, по миру поездим. Побываешь наконец на Тибете. Но есть проблема. – Игнат строго посмотрел на статуэтку и аккуратно сместил ее чуть ближе к краю стола. – Во-первых, он играет в пределах дня. Даже часа. Пока…

– Не понял?

– Ну ты что, не обратил внимания? У меня между «купил» и «продал» максимум двадцать минут проходит. А чаще всего пять – семь. С каждой сделки, за редким исключением, снимаю немного. А глаза устают, нервы напряжены, задница преет, геморрой вон опять зудит, на свободу просится. А нам еще до ста миллионов шкандыбать и шкандыбать. Если ему не надоест! – При этом Игнат взглянул на фигуру бога с надеждой и опаской.