На этих словах Инга, до этого внимательно смотревшая ему в лицо, опустила глаза.
– Но если она все так хорошо сама знает, то зачем мне рассказывать? – спросила она.
– Она не знает, что она это знает, – объяснил Алекс. – На уровне сознания она действительно не знает ничего. Ее надо приводить в контакт с тем знанием, которое в ней спрятано. Если этот контакт не установить, начинается невроз, начинаются психологические проблемы, трудности с адекватным выражением эмоций.
– Вы хотите сказать, что она третий год носит одни и те же джинсы потому, что я не рассказываю ей об отце?
– Да.
Инга помолчала.
– От правды ей лучше не станет. Правда неприятная. Если она узнает правду, еще неизвестно, что она начнет носить, – грустно сказала она.
– Вы боитесь, что она ее не выдержит? – спросил Алекс.
– Да, – коротко ответила Инга.
– Похоже, вы и сами ее не слишком выдерживаете, – сказал Алекс.
– Я стараюсь, – заверила она его.
– Стараетесь забыть. Но говорить-то об этом для вас невыносимо.
– Да, невыносимо, – вздохнула Инга, а потом снова адресовала ему свой умоляющий взгляд. – Могу вам рассказать, если хотите.
– Хочу, – сказал Алекс.
– Но только при условии, что вы Васе не будете рассказывать, – заявила Инга тоном капризничающего пятилетнего ребенка.
– Не буду, – пообещал Алекс.
Тогда Инга рассказала ему о Васином отце.
– Вы правда Васе не скажете? – вытирая слезы бумажной салфеткой, спросила она в конце рассказа.
– Не скажу, – заверил он. – Вы ей сами расскажете, когда наберетесь сил.
– Сама? – испугалась Инга. – Сама я не буду.
– Ну, необязательно это делать прямо сегодня, – успокоил ее Алекс. – Возьмите время на подготовку. Расскажете, когда будете готовы.
– Но ей будет плохо! – воскликнула Инга. – Ее совершенно некому поддержать!
– Как это некому? – удивился Алекс. – Вы и поддержите. Вы же ее очень любите.
На салфетки вылилась новая порция слез.
– Я себя-то не люблю, – сказала Инга. – Куда мне еще кого-то любить?
Инга рассказала Васе об отце спустя два месяца и еще три родительские встречи после этого разговора. Услышав мамин рассказ, Вася пришла к нему переполненная новыми чувствами.
– Представляете, – экспрессивно сообщила она, падая в кресло, – мой отец – идиот.
– У идиотов интеллектуальный коэффициент ниже двадцати, – предупредил Алекс. – Это самая глубокая степень олигофрении.
– Нет, у моего высокий интеллектуальный коэффициент, – возразила Вася. – Он географ, геофак МГУ закончил. Я, кстати, в МГУ не пойду.
– Здрасьте-приехали, – произнес Алекс. – МГУ-то причем?
– Ну как? – удивилась Вася. – Там одни идиоты учатся.
– Идиотов, Вася, в МГУ на порог не пускают, – вздохнул Алекс. – Даже на день открытых дверей. В нашем обществе распространено крайне негативное отношение к людям с нарушениями развития. Их не пускают практически никуда, включая детские сады и поликлиники. Те, кто учится в МГУ, называются по-другому.
– Как? – с интересом спросила Вася.
– Все по-разному, – пожал плечами Алекс. – Кто-то обычными здоровыми людьми, кто-то нарциссами, кто-то шизофрениками, кто-то просто негодяями. Ты представляешь, сколько там народу? Как их всех можно назвать одним словом?
– Дураки они все, одним словом, – заявила Вася.
– В общем, ты злишься на папу, – подытожил Алекс.
– Дебил он, ваш папа, – продолжала обличительное выступление Вася.
– Мой-то причем? – удивился Алекс. – Этак у тебя все папы дураками станут.
– Они и есть все дураки, – не смутилась Вася. – Я ни одного папу нормального не знаю. У моего друга отец все время дома сидит, денег вообще не зарабатывает, только мама работает. Моя мама тоже работает постоянно, чтобы меня обеспечивать, а папа где? Я думала, мой отец особенный, исключительный, лучше всех. Что я его найду, и он нас спасет. А теперь я его даже искать не хочу. Чтобы в тюрьме не сидеть, после того как я его прибью на месте.