– Гэ? – удивился я. – А почему сразу Гэ?

– Ну как же, милостливый государь, – казалось, Уй чем то оскорбился. – Вся ваша жизнь вертится вокруг дуалистического «Гэ». Взять к примеру слова «Господь» и «говно», – антиномия дуального восприятия, охватывающая полный спектр человеческих эмоций! Господь – всё лучшее, что всплывает у вас в разуме, когда вы слышите это слово, а говно, соответственно, олицетворяет всё худшее. Подобным образом «точка G» и «геенна огненная» являются дуалистическими рубежами восприятия; от крайней степени телесного блаженства, до бесконечности истязания плоти.

– То, что этот мир – одно большое Гэ, я и без тебя за сорок лет понял! – лёгкая степень опьянения, позволила моим словам прозвучать философично, – Если мы на уровне Гэ, то сам ты на каком уровне?

– Я с уровня «К» – kreators, мы по вашему креаклы-демиурги; ваш уровень – globals, потому и «Гэ». Есть уровень «М» – masters, над ними, говорят, тоже кто-то есть.

– Интересно девки пляшут… уровни, значит! – растягивая слова, произнёс я.

– Именно уровни! Без уровней, признаться, в каталожных картах никак не разобраться – поди определись кто над кем стоит и кем погоняет! – толстяк ухмыльнулся. – Мы с уровня «К» рулим вашим уровнем «Гэ», потому, как ваше Я существует исключительно в плоскости дуализма. Базис сознания уровня «К» – силлогизм, или тройственность по-вашему; равновесие между полюсами есть наша неотъемлемая приоритетная константа, или, если хотите – ментальная изюминка!

– Вот смотрю я на тебя, – мой подбородок опустился на ладонь, – ты или на всю голову ебанут, или инопланетянин! И если бы не гриб, то на основании собственного дуализма, я бы метался между двух полюсов: вломить тебе сейчас, или дать тебе шанс попытаться смотаться за забор и огрести уже там!

Лицо толстяка чуть вытянулось, как вытягивается лицо ребёнка, который надул губы и готов вот – вот пустить слезу из уже заблестевших глаз. И было в этих глазах нечто, подкупающее своей наивностью настолько, что последующие слова сами сорвались с моих губ.

– Вот смотришь ты на меня, дядя Уй, и думаешь, – какие же они все мерзкие и убогие в своих позывах, как тщедушны и мелочны в своих суждениях; одним словом – плюгавенькие потомки Адама… Только и норовят либо побить, либо облапошить ближнего! Ты, думаешь, мне за всё человечество не стыдно? Стыдно, и ещё как стыдно! И весь этот стыд сейчас из меня вон лезет, обтекая тебя вязкой мутной смердящей субстанцией! Смотри, дядя Уй, на меня и не дай тебе Бог, чтобы потомки мои встретились на твоём пути такие же…

– Полноте, полноте, друг мой, ничего такого я себе и в мыслях не допускал! – прервал мой душевный каминг-аут толстяк. Он склонился ко мне и прошептал, – Именно до такого как вы, батенька, у меня как раз интерес и имеется!

Я вгляделся в его искренние, как у наложившего в штаны грудничка глаза, положил ему руку на плечо и произнёс:

– Не держи зла на меня, божий человек, в том, что паскуда я редкостная, – ну так жизнь меня таким сделала. Думаешь легко нам на уровне Гэ, среди сплошного Гэ влачить свою жалкую долю?!

– Я всё понимаю! – он улыбнулся тёплой, всепрощающей улыбкой. – Думаешь на уровне «К» житьё веселее? Если у вас максимум что могут – жизнь отresetить, то у нас на пару уровней вниз спустят – и прозябай муравьём, или осой какой замшелой весь свой путь заново!

– Дядя Уй, – взмолился я, – расскажи ты мне всё с самого начала, чтобы понятно было! А я, со своей стороны, обещаю впредь на тебя не бычить!

До сих пор не просёк – почему в тот момент я попросил этого чудака ввести меня в курс дела, тем самым навсегда изменив свою жизнь. Отчаяние ли моего тогдашнего обрыдлого существования, ощущение ли своей ничтожности, а может, внутреннее предчувствие грядущей социальной погибели… Не знаю, но точно кто-то, или что-то толкнуло меня на путь познаний, разрывая в тот момент моё естество свербящим любопытством. И если меня спросят – жалею ли я сейчас об этом, отвечу без всякого лукавства – нет, не жалею, ибо несущийся к смерти сгорающий мгновением метеорит куда поэтичнее тысячелетиями катящегося попутными ветрами в вечность камня.