Теннисный корт пансионата «Поляны» застлан июньским солнцем. Работники президентской администрации играют в большой ельцинский спорт. Вууу-вууу, со скоростью пушечных ядер пролетают над сеткой мохнатые шарики ядовитых расцветок. По белым шортам и теннискам раздаются мокрые пятна честного административного пота.

– Знаешь, чего я хочу? Воспитать сына настоящим мужчиной. Передать ему все свои знания, научить всему, что мне известно. Чтобы он был как машина, готовая сломать любого, кто мешает ему в жизни пробиться!

Это вторая по счету фраза, услышанная мной от Онже сразу после знакомства. У него еще нет сына, ему самому четырнадцать, но Онже разбавляет выдумки фактами по принципу один к трем, отчего даже вымысел сходит за правду.

Онже рассказывает про хулиганское детство на улицах древнего города в далекой горной республике. Отец бросил их с матерью прежде чем сын пошел в школу. Карманные кражи, мелкие аферы, знакомство с наркотиками, – нам есть, чему поучиться друг у друга. Будто знакомы невообразимо давно, мы сразу открываемся нараспашку. Каким-то наитием чую: каждому из нас не хватает тех качеств, что легко обнаружить в другом.

Онже представляет меня своему приятелю из «Полян». Типичный сангвиник, Лелик травит бесконечные анекдоты, заряжает атмосферу вздорным весельем и отчего-то величает знакомца иначе, чем тот мне представился. Вскоре выясняется, что родственники называют моего нового друга одним именем, приятели другим, а в свидетельстве о рождении значится третье. «Она же Элла Кацнельбоген, она же Клавка-Помидориха, она же…», – уловив эхо из знаменитого кинофильма, нового товарища я окрещиваю по-своему: Онже.

Из коренных обитателей блатного пансионата в нашей троице только Лелик. Его папа-банкир живет с семьей в одном из коттеджей, арендуемых «Инкомбанком» для членов высшего руководства. Онже с матерью обитают в административной пристройке: получив статус беженцев, они временно поселились в «Полянах» по протекции номенклатурного работника, Онжиного дяди.

После маминого «ЗАБЕРИЕГОСДЕЛАЙЧТОНИБУДЬ» я окопался у Врайтера. Врайтер снимает в пансионате номер для себя и своей новой семьи, а в свободное от отдыха время обезжиривает крупный бизнес, делая разбогатевших колхозников депутатами Государственной Думы. Пока родитель проводит избирательные кампании, я проникаюсь атмосферой больших денег, шикарностей, красивостей и беспечностей Бабловки в компании новых друзей. Втроем мы бродим по дому отдыха и его окрестностям, по госдачам и пансионатам, в изобилии окопавшимся по обе стороны Рублево-Успенского шоссе. Делим сообща музыку, бабки, вещи и выпивку, к которой пристращаемся с отчаянной удалью.

За бухлом мы обычно спорим о жизни. Я механически повторяю за Врайтером священные мантры представителя middle: надо упираться, стараться, развиваться, и всего своими силами добиваться.

– Да хули «упираться», надо отрываться! – отмахивается мажор и сибарит Лелик.

– Да нет же, вы оба не правы. – Презрительно ухмыльнувшись, подключается Онже. – Не упираться надо и не отрываться. По жизни нужно подниматься. Конкретно переть в горочку, а если кто под ногами мешается – давить. Но только делать это следует вместе, иначе самих подавят, понимаешь?

Эта манера у Онже – заканчивать фразу вопросительным «понимаешь» – зарождалась в те годы, чтобы впоследствии произрасти в неукоснительную привычку.

Мы с Онже себя не обманываем: в Рублево-Успенском раю мы пассажиры случайные. Пройдет немного времени, какой-нибудь поворот судьбы, и мы вновь окажемся чужеземцами в этой стране Эльдорадо. Дальнейший путь по укатанной родительскими деньгами трассе предстоит разве что мажору-Лелику. Лелик же стремится к нам всей душой, доказывая себе самому, что он такой же простецкий пацан, как мы с Онже.