Три мечты, три желания, три горных пика светили мне все прошедшие годы, но так и остались на недосягаемой высоте. Счастливая любовь не складывается – и, вероятно, не сложится, покуда я вязну в трясине финансовой скудости и душевной хандры. Для серьезного творчества мне не хватает усидчивости и внутреннего порыва. А на поиски духовного Пробуждения я некогда забил крепкий болт. Это не про таких отщепенцев как я, метающихся из крайности в крайность и не умеющих двигаться по ровной стезе. Так может хватит рыться в себе, в поисках несуществующих кладов? Легенды про спрятанное в сердце сокровище могут и лгать.

– Вот! Вот! Вот! Вот! Надо включать мозги – и работать, работать, работать! – снова заводится Онже, будто выжимая невидимую педаль газа. Все что ему осталось, это переключить скорость и отпустить сцепление, чтобы живым болидом промчаться по гоночным магистралям российской рыночной экономики. Он может, он хочет этого, он прирожденный шумахер. Но ему нужен штурман, и поэтому я сижу здесь, путаясь в картах и не в силах решиться на участие в гонке.

Из кабины летающей сковородки волжского автозавода мы с Онже засматриваемся на гряды выстроившихся вокруг резиденций. Они будто сошли с обложки гламурных журналов или из фильмов про людей, воплотивших в жизнь самую практичную и приземленную американскую грезу. IF YOU’RE SO SMART – SHOW ME YOUR MONEY! – подмигивают нам видеокамеры наблюдения, кукарекают с крыш особняков декоративные флюгерки-петушки, шелестят по-английски газоны с анемичной ненатурального цвета травой.

Маячками святого Эльма огни красивой обеспеченной жизни ориентируют наш с Онже дальнейший маршрут. Мы летим в другую, параллельную реальность, обитатели которой живут вдали от неприглядной землянской действительности, отделенной от них загадочной лентой Мебиуса-Кийосаки и непреодолимым пространственно-временным континуумом кирпичных заборов. Что нас ждет в этой параллельной реальности, пока сложно представить. Но природная интуиция шепчет мне в ухо: вас ждут УМОПОМРАЧИТЕЛЬНЫЕ открытия.

Зеленая магистральная туба шоссе сменяется розовато-красной трубкой проезда, а та вскоре плавно перетекает в изгибающуюся кофру проулка. Мы, наконец, останавливаемся подле узорчатых лаковых ворот, воткнутых посреди резной деревянной ограды.

На моей памяти Онже всегда селился в самых захудалых дырах, какие только можно снять на Бабловке за пятьсот-шестьсот баксов в месяц. Преимущественно, дачи обедневших деятелей советской науки либо домики ветеранов Афгана. Заброшенные хозяевами лачуги, на которые тошно смотреть в блеске окружающего великолепия. Но ЭТО???

– Да нет, ты че! – смущается Онже, глянув вслед за мной на домину, гордо вздыбленную над высоким забором. – Этот дом хозяйка за пять штукарей грина в месяц сдает. А сама живет вместе с нами вооон в той халупе. Мы на первом этаже, она на втором. Жадная как завхоз в козлином отряде: копейки лишней не упустит. Только денег поднимет, сразу новую хату на районе отстраивает под сдачу, понимаешь? Сама в говне жить готова, только бы к сокровищам своим не притронуться!

Пока мы загоняем машину за ворота и продираемся в темноте по участку, Онже сетует на хозяйку. Та неделями не вывозит канализацию, чтобы за вывоз платили одуревшие от вони жильцы, требует дополнительных плат за парковку машины на ее участке, пользование посудой и холодильником, а дома разводит такой свинарник, что при всем внешнем лоске жить приходится в изрядно гнусных условиях.

Время к утру. Накатывает усталость, и мы откладываем все разговоры назавтра. Стараясь не потревожить спящую онжину супругу, мы проникаем в жилую комнату, где Онже наощупь разбирает мне куцее прокрустово кресло, на создание которого (судя по его длине в разложенном виде), советских мебельщиков вдохновляли гравюры на тему средневековых дознаний. На этом пыточном инструменте мне придется провести еще не одну душную ночь, прежде чем я надолго потеряю сон и желание спать.