Казалось, ситуация должна была перемениться после наводнения 1924 года, когда вновь заговорили о строительстве дамбы. В ряду плотин и каналов, которые проектировали в двадцатые и тридцатые годы, перегораживающая Финский залив дамба смотрелась вполне органично. В 1933 году Госплан принял проект, предусматривающий строительство дамбы через залив и частично вдоль берега залива. Строить ее собирались в основном из ряжа, то есть из засыпанных булыжниками бревенчатых срубов. Именно из этих конструкций были возведены шлюзы только что завершенного Беломоро-Балтийского канала. «Мы видели, – пишет автор книги «Защита Ленинграда от наводнений», которая была издана в 1934 году, – что сооружение дамб у Кронштадта освободит город Ленина от вечной угрозы быть залитым водой и вместе с тем разрешит вопрос о круговой дороге, соединив Кронштадт с материком».

Но спасать надо было уже не «образцовый социалистический Ленинград», а сам проект строительства дамбы. После убийства Кирова, выступавшего в роли главного лоббиста, дело застопорилось, стройка так и не началась.

Идея возродилась в середине 60-х. В августе 1979 года было принято постановление «О строительстве сооружений защиты г. Ленинграда от наводнений». Впрочем, в том, что такое постановление будет, тогда никто и не сомневался, поскольку двумя годами раньше первый секретарь Ленобкома Г. Романов призвал благодарить Л. И. Брежнева за одобрение идеи строительства. Стройка оценивалась в 1 млрд рублей, и организаций, желающих принять в ней участие, хватало. Сомневающихся в эффективности этого проекта и его экологической безопасности тоже было немало, однако их мнение мало кого интересовало.

Ситуация изменилась лишь к середине 80-х годов, когда выяснилось, что не построены предусмотренные проектом очистные сооружения, в результате чего закрытый недостроенной дамбой залив стал превращаться в гигантский отстойник стоков городской канализации. Демонстрации возникших в начале перестройки экологических движений стали поводом, а прекращение финансирования причиной того, что стройку законсервировали. Однако опыт показывает, что великие стройки просто притягивают к себе чиновников, жаждущих их завершить. И в мае 2004 года правительство Петербурга выделило 70 млн рублей на продолжение строительства.

Если в Санкт-Петербурге механизм спасения на водах и система оповещения населения создавались и доводилась до ума в течение двух столетий, в Москве поводов для создания подобной системы не было, и наводнение 1908 года стало настоящим кошмаром для города.

Все, чем располагала Москва, – лишь несколько спасательных станций общества спасения на водах, но они располагались слишком близко к воде, так что, как только Москва-река вышла из берегов, их немедленно затопило. Словом, москвичи ожидали наводнения не больше, чем, скажем, падения Тунгусского метеорита.

Более того, когда наводнение уже началось, в незатопленных частях города плохо представляли масштабы бедствия. Газеты поначалу даже изволили шутить. «Русское слово», например, открыто издевалось: «Картина набережных получилась совсем венецианская. Поминутно встречаются лодки с пассажирами, возвращавшимися из церквей с зажженными свечами, совсем как на Большом канале в Венеции. Только не было серенад». Оценить подлинные масштабы постигшей город катастрофы удалось не сразу.

В начале апреля 1908 года резко потеплело, и накопившийся за зиму снег начал стремительно таять. В среду 9 апреля (по старому стилю), за несколько дней до Пасхи, в Москву стали приходить тревожные слухи о том, что подмосковные реки выходят из берегов и подтапливают окрестные деревни. Слухи, как водится, проигнорировали и губернские, и городские власти, а в ночь на четверг Москва-река вышла из берегов. Книга анонимного московского автора, опубликованная через пару месяцев после трагедии, описывала происшедшее так: