Бригада вышла в подъезд, стены которого из нежно-розового окрасились в лиловый, – наступали сумерки. Мы с рыжей девушкой замыкали колонну врачей с носилками. Поглядывая через лестничные проемы на верхние этажи, мы сверялись с показаниями приборов. Они молчали: ни тепла, ни движения не было на этажах. Но мы продолжали поднимать головы вверх, отчего-то не доверяя датчикам, а надеясь на собственные глаза.

Мысли мои упрямо возвращалась к следам на балконном окне.

В полной тишине мы грузились в медкар. Врачи подключили аппараты и капельницы к подростку, который, казалось, потерял сознание или просто крепко спал. А я в это время смотрела в окно и считала этажи в поисках балкона с кровавым следом. Найдя страшную отметину, дернула Лизуна за рукав.

– Смотри.

Она оглянулась и, не веря своим глазам, приблизилась к окну так близко, что стукнулась лбом о стекло.

– Чертовщина какая-то. Блин, может это не от кошки след, а кто-то краску разлил?

Ярко-красная полоса тянулась от балкона вверх к крыше прямо по стене. Словно кто-то провел по зданию большой взлохмаченной кистью.

Медкар тронулся, и мы с напарницей, едва не столкнувшись головами, плюхнулись на сидения.

Ехали в тишине. Слушали, как в наушнике защитной маски голос бота-диспетчера передавал информацию о новых вызовах, уточнял адреса и улицы. Фоном шла перекличка медицинских бригад.

Вплоть до МКАДа вдоль всего Ярославского шоссе тянулись бесконечные высотки. Всем было понятно, что кошка с некрозом тканей – зараженная особь, и поэтому Ваню везли в Королев, там располагался большой современный корпус IMO – «Хирургия зараженных».

Линии придорожных фонарей стали единственной полосой света, за границей которого только угадывались очертания домов, старых заброшенных торговых центров и пустых, зарастающих травой парковок. Новая и Старая Москва на карантине, как и другие города по всему миру, и с наступлением сумерек объявлялся комендантский час.

Частных электрокаров на дорогах теперь почти не встретишь, к ним нужны пропускные карты. Зато часто встречались полностью автоматизированные тягачи, фуры с продуктами, изредка кары-такси на автопилотах. Благодаря технологизации транспорта дорожные аварии случались редко. На дорогах порядок. Кары ехали со средней скоростью потока, строго реагируя на знаки.

И в этом размеренном движении встречных фар неожиданно вспыхнуло яркое облако света. Вдалеке замигали знакомые сине-красные огоньки патрульных машин. Что-то произошло на полупустом шоссе. Авария? Автопилоты не провоцируют аварии, технически неисправные кары просто не выходят в рейс. Автопилоты не пьют алкоголь и не могут уснуть за рулем. Авария – это так же маловероятно, как и кошка, ползущая вверх по стенам.

А когда в свет фар нашего медкара вбежал патрульный, я вздрогнула, нервно сглотнув. Он поднял руку, и в воздухе повисла проекция знака «стоп». Наш медкар покорно остановился, заглушив мотор.

– Что случилось? – Немка высунулась из дверей. – Зачем остановили? Нам в хирургию срочно.

– У меня тут три трупа, один с травмой и еще один сейчас кони двинет! Врач нужен, срочно! – патрульный поднял забрало защитного шлема, обнажив бледное лицо с легкой испариной на лбу.

– Медкар занят. Мне нужно ребенка в хирургию! Вызывай другую бригаду!

– Я вызвал! Едут! Да вы че! Я говорю, у меня сейчас третий труп будет! Вы же, епт, клятву давали!

– Ты меня на «епт» не бери! – крикнула ему Немка и обернулась к мониторам подростка. – Состояние?

Рыжая подскочила к приборам и развернула в воздухе проекцию с жизненными показателями.

– Стабильное состояние. Препараты подействовали.