– Ах… Господи… – горько произнес Эдвин. – Когда закончится это безумие…

– В земной жизни никогда порядка не будет, справедливости тоже ждать не стоит. С тех самых пор я не могу представить рядом с собой женщину. Как вспомню ее глаза – до сих пор страху наводят. И ведь не боялся бы, не будь в них той красоты.

– И что, думаешь, она тебя околдовала? Нет ли на тебе проклятия, Фабиан? – насторожился Эдвин.

– А разве нас с тобой можно околдовать?

– Почему же нет? Мы обычные люди… сомневаюсь, что у нас есть что-то вроде противоядия от проклятий. Они ведь настигают, когда их совсем не ждешь. И как понять, кто тебя проклял…

Фабиан отвел глаза и коротко вздохнул.

– Ты ведь веришь в Господа. Вот и не сомневайся – кровь Христа уже очистила нас от всех проклятий. Разве ты не помнишь, что сказано в Библии? «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам».13

Эдвин Нойманн застыл. Он услышал эти слова такими сильными, словно они прозвучали из далекого и еще не утраченного Эдема.

– Спасибо Господу за то, что рядом со мной такой доблестный брат. Я всегда верил в настоящую дружбу, но христианство дарит нам не просто друзей. Оно преображает друзей в настоящих братьев, – он с молящим взглядом посмотрел Фабиану в глаза. – Ты помогай мне, если во мне вера оскудеет… Я порой так падаю, что потом в зеркало видеть себя не могу – тошно. Хожу, как кот, темными углами, прячусь. А спроси меня, так ведь и сам не знаю, от кого прячусь.

– От Бога прячешься, – сказал Фабиан.

– Легко сказать! С самого рождения я ищу Его, ищу, как драгоценное сокровище. Теперь ли мне прятаться, когда цель так близка? Да и где ж от Него спрячешься?

– Вот и я тебя спросить хочу. Где? – и добавил: – Если и есть в мире такое место, так не дай нам Бог в нем оказаться, ведь сказано: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты»14.

– Такая наша христианская судьба – безропотно нести свой крест, – поспешил оправдаться Эдвин.

– Тебе плохо? – Фабиан поглядел на его покрасневшее лицо и протянул сосуд с водой. – Все будет хорошо. Вот, попей воды.

– Не знаю… – отвечал Эдвин, выдохнув остаток воли, а тот единственный глоток воды, что он сделал, превратился в вязкий ком, когда повозка остановилась.

Сопровождающий спешился, взял коня под узды и, заглянув под навес повозки, доброжелательно пригласил товарищей ко входу через узкий двор, ведущий в город.

На его лице плясала улыбка, и в ней одной сошлись попытки скрыть усталость. Эту усталость необходимо увидеть, понять ее, поскольку она не так проста, как кажется на первый взгляд. Она присуща людям, которые сами недоедают, но обязательно, вынув из кармана последнее, отдают прохожему, затем, до захода солнца, помогают старикам разнести хворост, и только потом идут на свою работу. Усталость эта всегда к добру, это простой, но необходимый вклад в чье-то счастье.

Каспар часто скрывал свою утомленность, и она оставалась никем не замечена. Возможно, Фабиана подкупила именно его бескорыстность. Его глаза не сулили больших надежд, но жаждали правды. И хоть мужчина был еще молод, но честные морщины в уголках его глаз выдавали почти все.

Ночь притихла в таинственном ожидании. Эдвин и Фабиан делали осторожные шаги, ведущие в спящий город. На заборе стоял кот. Он напряг лапы, вытянулся, округлил спину и с опасением глядел на людей. Воздух был холодным и неприветливым. Вдруг где-то раздался сильный хлопок. Кот сорвался с забора и, как ошпаренный, рванул куда-то в темноту.