Маркиз де Вильдавре возник перед Анжеликой, точно нечистый дух, вырядившийся в княжеские одежды.

– Не хотите ли посмотреть в мою подзорную трубу? – спросил он и, повернувшись к ней спиной, добавил: – Как вы находите мой костюм? Не правда ли, он великолепен?

– Вы выглядите превосходно. Но я тоже жду от вас комплиментов – комплиментов моему платью. Вы мне ничего о нем не сказали.

– В самом деле! Вы восхитительны… у меня иссякли слова. Мне нет прощения, но я так взволнован, так рад, что буду вас сопровождать. Вот увидите – вас встретят овациями. Только взгляните на эту толпу. Эти люди знают, что скоро увидят вас, и уже не могут сдержать возбуждения.

И правда, даже невооруженным глазом было видно, что весь город кишит людьми, словно потревоженный муравейник.

Анжелика взяла у маркиза подзорную трубу, настроила ее и увидела в окуляре пристань, темную от запрудившего ее народа, и на переднем плане – офицеров в нарядной парадной форме и расфуфыренных дам с веерами в руках.

Их ждали и притом готовы были принять со всеми почестями, подобающими дорогим гостям, а никак не врагам или презренным, подозрительным иностранцам.

Анжелика была поражена. Она давно уже не видела такого скопления народа, причем сплошь французов.

– Они выглядят довольными.

– Они в восторге. Можете мне поверить.

– А как поведет себя военный комендант господин де Кастель-Морг? – осведомилась она.

– Он смирился. Губернатор взял с него слово, что он ничего против вас не предпримет. Вот, я вижу его в свою подзорную трубу – он стоит рядом с господином де Фронтенаком. Он едва сдерживает досаду, но молчит.

– А… отец д’Оржеваль? Вы его видите?

Среди собравшихся выделялось множество черных сутан. Вильдавре внимательно их рассмотрел, после чего покачал головой:

– Я его не вижу. Должно быть, он пока выжидает.

Вильдавре продолжал разглядывать толпу на пристани в свою подзорную трубу.

Внезапно он топнул ногой:

– А, вот он! Вот он! Я знал, я вам говорил! Посмотрите туда, направо, он стоит рядом с группой офицеров. Я его вижу, вижу! Вон тот священник в черном. Помните, я вам говорил, что он доберется сюда раньше меня и будет ждать меня на молу.

– Кто? Отец д’Оржеваль?

– Да нет, что вы! Мой духовник! – торжествующе объявил маркиз. – Вы должны его помнить. Это господин Дажнэ, который был со мною в Голдсборо, но отказался плыть на корабле и сказал, что доберется до Квебека по суше. Ах, я же говорил вам, что он способен добраться сюда раньше меня. Ха-ха! Вот что Акадия делает с сорокалетним священником парижской церкви Сен-Сюльпис, закисшим среди своих книг и молитв, – он превращается в лесного бродягу с каноэ за спиной. Как я вам уже говорил, эта земля превращает людей в безумцев.

Анжелика еще раз взяла у маркиза подзорную трубу и в конце концов разглядела важного длинноносого священника, которого мельком видела в Голдсборо. Никаких сомнений – это действительно был он. Он дожидался своего покровителя, стоя с благочестивым видом на краю пристани, и трудно было себе представить, что этот человек, всегда серьезный и важный, пешком преодолел почти триста лье по лесистой опасной местности.

Квебек походил сейчас на дерево, увешанное плодами. Не было ни одного окна, откуда не выглядывала бы чья-нибудь голова. Повсюду – на площадях, в парках и садах – толпился народ. На крепостных стенах сидело множество людей. Все места, откуда можно было видеть происходящее на пристани, были давно заняты. За малыми фортами Верхнего города простиралось широкое зеленое плато, которое теперь кишело народом, отчего оно приобрело рыжеватый оттенок. Это были индейцы, союзники и друзья Франции.