– Но почему вас так беспокоит судьба этого корабля? – удивилась Беранжер-Эме.

– Потому что его совладелица Жанина Гонфарель в отчаянии.

Госпожа де Лаводьер удивилась еще больше:

– Какое вам дело до этой женщины? Ведь она так вульгарна!

У нее была такая манера поднимать тонкие брови и округлять темные невинные глаза, что хотелось тут же дать ей исчерпывающее объяснение.

Анжелике с великим трудом удалось сохранить свой секрет и не обнаружить, что ее страшит участь Мистера Уиллоби. Она лишь повторила, что необходимо немедля поставить в известность господина де Пейрака.

– Не беспокойтесь, он все узнает, – покровительственным тоном отвечала Беранжер-Эме. – Но надо признать, что наш дорогой граф не из тех, кого можно легко застать дома. Скорее его можно обвинить в том, что он вездесущ. Чтобы отыскать его, мне приходится вертеться, как флюгер. Мне говорят: «Он там». Я бегу туда, а его уже и след простыл.

Анжелика отметила про себя, что менее чем за три дня Жоффрей стал для здешних дам «нашим дорогим графом» и что по наивности или нарочно госпожа прокурорша не скрывает, что бегает за ним.

– Ваш супруг так любезен. Только посмотрите на часы, которые он мне подарил.

Двумя пальцами она дотронулась до украшения, прикрепленного к черной бархотке. Оно лежало как раз в ложбинке между грудями, приподнятыми очень высоким корсажем. Тонкий батистовый шарф не скрывал их полноты.

Разговаривая, молодая женщина разглядывала прохожих, поднимающихся или спускающихся по склону. Внезапно она воскликнула:

– Ага! Вот тот, кто наверняка сможет нам помочь.

Она позвала, и между занавесками окна кареты, словно черт из табакерки, возникло лицо раба-индейца госпожи де Меркувиль. На его правой щеке было выжжено клеймо в виде цветка лилии, шрам от ожога приподнимал уголок его рта, так что казалось, будто он все время смеется.

– Этот малый знает все обо всех, – сказала госпожа де Лаводьер, – но он очень странный. Надо знать, как к нему подойти.

Последовал диалог, из которого Анжелика ничего не поняла, так как индеец говорил по-французски с сильным акцентом.

В конце концов индеец залез на козлы и сел рядом с кучером. Госпожа де Лаводьер приняла многозначительный вид и ободряюще кивнула Анжелике.

По дороге она просветила Анжелику насчет статуса племени пауни, единственных индейцев в Новой Франции, которых можно было обращать в рабство. Они жили в неисследованных краях по ту сторону Великих озер, и индейцы, захватив их, продавали затем пленников бледнолицым.

Анжелика слушала ее рассеянно и, с трудом сдерживая нетерпение, тревожилась об участи Мистера Уиллоби.

Наконец, проехав по Фабричной улице, карета выехала на Соборную площадь.

Индеец соскочил на землю, убежал и вскоре вернулся, подпрыгивая в воинственном танце. Так он давал понять, что нашел того, кого они искали. Госпожа де Лаводьер возликовала:

– Я так и думала! Господин де Пейрак у иезуитов.

– У иезуитов!

Но Беранжер-Эме уже с решительным видом выходила из кареты.

Чтобы подойти к зданиям, где размещались отцы-иезуиты, находившимся напротив собора с другой стороны площади, надо было перепрыгнуть через ручей.

Таким образом, перебираясь на другой его берег, во владения иезуитов, вы словно пересекали границу иностранного государства. Высокие деревья охраняли вход на территорию, где располагались красивые каменные здания, принадлежащие ордену Иисуса: церковь, коллеж, монастырь, гостевой дом, где также принимали тех, кто желал на время удалиться от мира, фермы, хлев и конюшни. Иезуиты только что завершили строительство новой церкви, примыкающей к коллежу. Ее фасад был украшен двумя башнями и вдобавок колокольней, возведенной над трансептом.