Она несла невесть что. Но ей нужно было срочно возвести между ними стену. Вопреки ожиданиям ее слова произвели впечатление.

Рескатор резко остановился:

– Один из ваших друзей, вы говорите? Раненый?

– Д… да.

– И он-то и знает?

– Что знает?

– Что вы клеймены цветком лилии?

– Да, он.

– Ого! Для гугенота это мужественный шаг! Плениться такой потаскухой!

Его возглас поразил ее. Она приготовилась к тому, что он встретит эту новость каким-нибудь циничным замечанием. А он казался задетым.

«Это потому, что я напомнила ему о законах ислама, он относится к ним с уважением», – подумала она.

Словно прочтя ее мысли, он яростно бросил ей:

– Законам ислама я придаю не больше значения, чем вере тех христианских стран, откуда вы плывете.

– Вы нечестивец, – сказала испуганно Анжелика. – Не говорите таких слов сейчас, когда благодаря Богу мы спаслись во время бури.

– Бог, которому я воздаю благодарность, даже отдаленно не имеет ничего общего с Богом – сообщником несправедливостей и жестокости вашего мира… Старый мир прогнил, – заключил он с горечью.

Эта диатриба была так неожиданна для него. «Я его задела», – снова подумала Анжелика.

Она была обескуражена этим, как Давид, победивший Голиафа с помощью обыкновенной пращи.

Она увидела, как Рескатор снова тяжело опустился в кресло около стола и, взяв из ларца тяжелое жемчужное ожерелье, стал рассеянно пропускать жемчужины между пальцами.

– Вы давно его знаете?

– Кого?

– Вашего будущего супруга.

В его голосе вновь звучал сарказм.

– Да… давно.

– Несколько лет?

– Несколько лет, – подтвердила она, возвращаясь мыслями к всаднику-протестанту, который проявил милосердие и пришел ей на помощь, когда она искала цыган, похитивших ее маленького Кантора.

– Он отец вашей дочери?

– Нет.

– Даже так! – Рескатор снова презрительно усмехнулся. – Вы знаете его несколько лет, но это не помешало вам разрешить сделать себе ребенка красивому любовнику с рыжими волосами?

Сначала она даже не поняла его. «Какой любовник с рыжими волосами?»

Потом кровь бросилась ей в лицо, и она едва сумела сохранить выдержку. Глаза ее метали молнии.

– Кто дал вам право разговаривать со мною таким тоном! Вы не знаете моей жизни. Не знаете, при каких обстоятельствах я встретилась с мэтром Берном. При каких обстоятельствах у меня появилась дочь. По какому праву вы оскорбляете меня? По какому праву вы допрашиваете меня, как… как полицейский?

– Я имею на вас все права.

Он произнес эти слова бесстрастно, мрачным тоном, но тон этот показался ей более опасным, чем его угрозы. «Я имею на вас все права…»

Это прозвучало как нечто неотвратимое. Она уже не пыталась принять его слова за шутку, поняв, что находится в его власти.

«Я все равно убегу от него… Мэтр Берн защитит меня!»

Она растерянно огляделась, у нее было ощущение, будто все это происходит не наяву, будто она пребывает где-то вне мира, вне времени.

Занимающемуся дню еще не удалось как следует проникнуть сквозь огромные окна. Каюта была окутана полутьмой, и это придавало их разговору таинственный или даже зловещий оттенок. Теперь, когда Рескатор стоял вдали от Анжелики, ей казалось, что он похож на какой-то мрачный призрак, и единственным светлым пятном были его руки, перебирающие жемчужины ожерелья.

И тут она поняла, почему сегодня он вдруг показался ей каким-то другим, непохожим на самого себя.

Он сбрил бороду. Это был он, и это был словно совсем другой человек.

Ее сердце щемила тоска. Она чувствовала, как ее безотчетно охватывает страх при мысли, что она снова здесь, с этим человеком, которого не понимает и который в то же время словно околдовывает ее чем-то.