Дома все сразу заценили её возрастной скачок.

– Ну-ка поворотись-ка, молодшая! Экая ты гарная зросла!

Братья радовались искренне, мамахен не очень, но тоже обняла. Даже Абрамчик Ужасович, увидев, поздоровался. И пришёл – якобы пластинку послушать, куплеты Сарматова про кота. Это ж таки тоже новость: Балабановы первыми в городе приобрели граммофон.

Короче, каникулы начинаются, путь к взрослой жизни открыт. Вперёд, Анжелика!

И она пошла. Первый адрес – книжная лавка Кранца. Впрочем, это уже не лавка, а целый магазин с библиотекой. Здесь ей рады с большой душой.

– О, юная госпожа Балабанова, с возвращением! Уж и не знаю, как к вам теперь обращаться! Желаете новинки, как всегда? Вышли крайние книги нашего земляка Глеба Ивановича Успенского, он сейчас в столице, нездоров, но новые тома его собрания сочинений у нас есть…

Пока хозяин паковал отобранные книги, Анжелика прошла в зал библиотеки. У дверей сидел за столом с какой-то книгой молодой мужчина. Тёмные густые волосы, вздёрнутый нос, чистое лицо, несвежая рубаха…

Он мигом повернулся к ней всем телом, спросил с улыбкой:

– Я не помешал вам?

– Нет, вы мне не помешали. Я здесь просто не была никогда, заглянула посмотреть, пока мне книги пакуют, – быстро ответила девушка и вышла.

Книги были увязаны. Пачка получилась неподъёмной, но виду не показала, попрощалась, вышла. Спиной услышала, как дверь магазина снова хлопнула.

– Давайте я вам помогу!

Тот мужчина, не дожидаясь ответа, быстро отнял ношу. Да она и не сопротивлялась. Он явно не ровня ей. Может, разночинец, а может, из бывших, крестьянин или того хуже беглый солдат или каторжник.

– Спасибо, панночка, что не боитесь меня, – как-то спокойно, без всякой иронии произнёс мужчина. – Можно поинтересоваться у вас, за что вы любите Успенского? Вам по душе «Нравы Растеряевой улицы»?

Он заметно окал. И у него получилось как-то тягуче: «Но-ро-вы».

– Я вам не панночка, я такая же православная, как и вы… Родилась в этом городе. Папа мой лично знавал господина Успенского, оттого и интерес. А вы, похоже, нездешний…

– Извините, не представился. Я цеховой Алексей Пешков, Максимов сын. Прибыл третьего дня из Нижнего. Крещён православным, ноне от церкви отлучён.

– Это за что же? Убили кого-то? – ахнула в подозрениях Анжелика.

– Да нет! – мужик как-то легко засмеялся. – Сам себя хотел, да архангел Иегудиил меня сохранил.

Он полез свободной рукой куда-то под рубаху и вытащил маленькую иконку.

– Православие его не жалует, как и самоубивцев. А по мне – как ещё посмотреть. Тому, кто усердно трудится, святой Иегудиил корону золотую обещает. А к лентяю другой стороной повернётся, там у него хлыст. Видите? Иегудиил – покровитель всех творцов, писателей и художников.

– Вы что-то пишете? Или рисуете?

– Рисовать – нет, я нонче по малярной части. А вот писателем стать – хорошо бы, мечта есть. Вот и хожу по Руси-матушке, смотрю, жизни учусь, запоминаю, записываю.

– Стало быть, бродяжничаете, судьбу проклиная? Подаянием живёте?

– Не-е, барышня, зря вы так, – мужик продолжал улыбаться, пряча иконку в карман. – Мы люди мастеровые, трудом живём. Любое дело делаем с душой, как для себя. Порой русскому человеку неведом восторг строительства жизни, и процесс труда не доставляет ему радости; он хотел бы, как в сказках – строить храмы и дворцы в три дня, и вообще всё любит делать сразу, если сразу не удалось, он бросает дело. А если каждый станет жить и работать по совести, если не воровать, то через двадцать лет все мы будем жить в самой счастливой стране. И так обязательно будет!

– Да это уже было! Некоторые люди аналогично думали, – возразила ему с иронией. – Ровно двадцать лет назад Парижская коммуна пала.