Приезжала на лекции мэтра студентка Цюрихского университета Роза Люксембург. Её узкое лицо светилось каким-то благородством, прекрасные глаза излучали живой ум. Начинала она, как и многие девушки-эмансипэ, с феминизма: освобождение женщины считала важной частью программы по освобождению человечества от гнета капитализма. Про Розу потом будут говорить, что судьба обездолила её трижды: как женщину в обществе, где главенствуют мужчины; как еврейку в антисемитском окружении и как калеку. Из-за родовой травмы она на всю жизнь осталась хромой, её рост не превышал ста пятидесяти сантиметров, голова казалось непропорционально большой, – тут поневоле задумаешься о нелёгкой женской доле.

Анжелика заревновала, когда сидящая рядом Роза громко сказала:

– Я люблю на Плеханова смотреть, просто смотреть, как он говорит, движется, его лицо мне безумно нравится.

– Феминизм – это лишь до первого мужчины, я уверена в этом.

Позже Анжелика поняла, что сказала это жестоко, хотя и была права. Роза взяла от короткой своей жизни всё. На тот момент она по уши была влюблена в литовского эмигранта Лео Йогихеса, который пытался приучить её к свободным отношениям «на время и без обязательств». Роза же мечтала о семье и детях. Она писала своему жениху:

«Собственная маленькая квартирка, своя библиотека, совместные прогулки, каждое лето – поездка на месяц в деревню, совсем без всякой работы! И, может быть, ещё такой маленький, совсем малюсенький ребёночек? Неужели мне никогда не будет это дозволено? Никогда? Вчера в Тиргартене у меня под ногами завертелось дитя лет трёх-четырёх… Словно громом меня поразила мысль схватить этого малыша, стремительно убежать домой и оставить его себе как своего собственного. Ах, дорогой, неужели у меня никогда не будет ребёнка?»

Жених «на время» отвечал ей без эмоций и без обязательств:

– Ваша задача состоит не в том, чтобы рожать детей и пасти гусей. Вам следует отдавать себя политической борьбе!

Роза страдала по-своему: день и ночь занималась наукой и стала чуть ли не первой женщиной, получившей учёную степень по экономике. Она была одним из организаторов социал-демократической партии Польши и Литвы, ей поручили возглавить редакцию газеты «Рабочее дело», печатного органа новой партии.

Вот так получилось, что маленькая революционерка с нелёгкой судьбой и железной волей стала для Анжелики Балабановой примером на долгие годы. Она подружилась с Розой, вошла в круг её друзей и знакомых. И себе твердила каждый день: «И я! И я тоже! Я так же буду!»

И пятьдесят, и сто лет пройдёт, а в жизни всё останется, как раньше. И стоит кому-то защититься, получить учёную степень, как все друзья и многочисленные знакомые одно и то же завистливо будут говорить: «Мне тоже предлагали писать диссертацию!» А чего ж не сел писать? Трудно показалось?

Анжелика себя не жалела. Жила впроголодь. Досрочно сдавала текущие экзамены в Новом университете. Моталась по Европе, собирая материал. Полгода просидела в библиотеке Британского музея в Лондоне. В Брюсселе продолжала ходить на вечерние лекции и митинги социал-демократов. Прочитала сотни «идейных» книг и статей на разных языках.

Три года спустя успешно защитилась. Первыми с докторской степенью её поздравили Роза Люксембург и Георгий Плеханов.

– А я к вам, уважаемая Анжелика, сразу с просьбой, – замялся Георгий Валентинович. – Не могли бы вы поехать в Париж, проводить в последний путь нашего общего друга Петра Лавровича Лаврова? Мне, к сожалению, не позволяют семейные обстоятельства и здоровье…

Плеханов очень уважал этого маститого учёного, общепризнанного лидера французской колонии русских революционеров. «С тех самых пор, как во мне начала пробуждаться „критическая мысль“, Лавров, Маркс и Чернышевский были любимейшими моими авторами, воспитавшими и развившими мой ум во всех отношениях», – сказал однажды он.