– Сейчас испытания! Леди Селена озвучит результаты в конце. Желаю удачи. Это повлияет на цвет вашей формы.

– Если она будет такого же отвратительного цвета, то у моей фортуны вкуса нет, – выцедила русая барышня с щечками, стоявшая передо мной, и я тут же почувствовала волну веселья, которая цепью передалась в самый конец, откуда раздался поросячий визг. Командир шутки не оценил и прошептал что-то врачу на ухо.

– Вопросы есть? – он окинул взглядом толпу и, не обращая внимания на поднимающиеся вверх руки, продолжил. – Тогда шаго-ом марш!

Мальчики ушли направо, а девочки – налево. За каждым из нас, не моргая, следили две пары глаз, которые находились у входной двери. Если вы видели гвардейцев, охраняющих Букингемский дворец, то знаете, с какими каменными лицами они выполняют свой долг. Так вот, здесь было то же самое. Я обнаружила «холодную» даму на выходе из врачебного зала, а за ней впопыхах выбежал молодой конопатый человек, размахивая пергаментом.

– Леди Селена, л-леди Селена, подождите! Вы не подписали! – он несколько раз споткнулся на ровном месте и чуть не уронил папку, жонглируя ею то одной, то другой рукой; чуть ли не потерял очки и свое достоинство – вылитый ботан. Меня накрыл испанский стыд[2], и я хотела бы отвлечься от жалкого зрелища, но любопытство взяло верх.

Охранники напряглись – были готовы защитить свою королеву. Та черканула несколько раз на листках с таблицами, а затем покинула лобби летящей походкой, не ответив на приветствие. Странные мужчины не приложили руку к голове, как это делают военные, но резким движением вздернули воротники униформы, которые стояли, словно накрахмаленные. Шевроны их формы переливались золотистым оттенком (ненароком вспомнила маму и запах ее волос), на них красовался непонятный символ. Я не смогла разглядеть его с такого расстояния, даже при идеальном зрении. Черная рваная шевелюра смахивала на хохолок какаду, а руки охраняли что-то на темном поясе, который был несколько раз обмотан вокруг талии. Берцы начищены до такой степени, что вторые подбородки отражались, словно в тонированном темной пленкой зеркале.

Мой живот начал петь арию, а за ним весь холл превратился в сцену Большого театра, который опустел лишь через два часа. Как ни странно, время пролетело незаметно. Сначала вокруг нас порхали врачи и проводили медосмотр так, будто до этого они проверили тысячи таких, как мы. Колонна двигалась быстро, записи велись размашисто и непонятно – я не успела разобрать почерк ни одного специалиста.

Затем через открывающийся шлюз мы прибыли в другой корпус, где следовало пройти контрольные точки. Было нечем дышать, но с языком на плече я все же пробежала положенную дистанцию. Для этого был отведен специальный зал диаметром в сто метров и выдана временная серая спортивная форма. Беговая дорожка была обрамлена, неудивительно, фиолетовой светоотражающей лентой, которая в полумраке резала глаза. Когда, наконец, я разобралась с десятью кругами, то закрыла глаза, в висках запульсировало, тело повело в сторону, и я увидела неоновое большое кольцо – не упала. Послевкусие такое, будто съела яйца с сахаром, – не вывернуло.

Пришлось выполнять еще и спринт. На старте было по четыре девочки: вызывали по алфавиту, поэтому я успела отдышаться после предыдущего забега и пронаблюдать за тем, как курицы машут крыльями и пытаются взлететь.

Только когда девочка с каштановым высоким хвостом, бежавшая, кстати, с весьма приличной скоростью, в духе арабской лошадки, не успела затормозить, поскользнулась и вписалась в оградительную стенку, где сидели наблюдающие, – только тогда во мне проснулось искреннее сочувствие, и я подбежала к ней, чтобы помочь. Она оперлась о мое плечо и попыталась пойти, но, в конечном итоге, попрыгала с врачом в травмпункт.