Так, экономист, привыкший оперировать разнообразными конкретными данными, отражающими экономический статус граждан государства, вскоре приходит к заключению, что они не соответствуют здравому смыслу. Например, анализируя официальные цифры по заработной плате, ценам и реальным доходам, он вынужден констатировать, что большинство людей при таких социально-экономических условиях просто не могут физически существовать. Однако, оказавшись на месте, исследователь обнаруживает, что эти люди не только выживают, но некоторые даже преуспевают, получая доходы от различных видов деятельности, которые никак не отражаются в официальных цифрах и отчетах. Этот неформальный сектор экономики в Африке в 80-х гг. в ряде стран составлял до 70 % (в среднем 50 %). В Индии же лишь 10-20 % всех средств производилось в формальной экономике.

В научный обиход ученых, занимающихся развивающимися странами, вошло понятие неформальной экономики, при которой фирмы не регистрируются, а зарегистрированные уклоняются от уплаты налогов. Их деятельность фактически не контролируется государством, а основная часть капитала – это «черный капитал». В деревнях та же картина. Владение сельскохозяйственными фермами также не регистрируется, а большая часть продукции минует регулируемые рынки. Налог на прибыль от продажи урожая часто не выплачивается, а некоторые сельские товары контрабандно переправляются через границу туда, где цены выше. Масштаб экономического предпринимательства за пределами формального сектора может быть громадным. Поэтому официальные источники, касающиеся доходов населения, всегда значительно отличаются от реальных.

Важную роль в «неформальных секторах» играет государство через коррумпированных чиновников, образующих теневые структуры внутри государственного аппарата. Они связаны с криминалом, частные «армии» которого гарантируют выполнение «черных» или коррупционных контрактов. Поэтому конкуренция на рынках подобных государств характеризуется не столько ценой, сколько борьбой за доступ к бюрократии, через которую поддерживаются отношения «черного рынка».

Исследователи отмечают, что неформальный рыночный обмен жестко структурирован, но не на основе контрактов, а на основе хорошо отлаженных, устойчивых социальных сетей, в которых репутация имеет первостепенное значение. Она же, как правило, базируется на традиционных статусах, определяющихся принадлежностью к определенной семейно-родственной группе, касте, общине и т. п.

Ученые фиксируют тенденцию по превращению криминальных моделей поведения в норму, которой готовы следовать большинство населения. В частности, формируются неписаные законы, предусматривающие суровые санкции за отказ играть по правилам теневых структур (Ален 1999: 412-436; Харрис-Уайт 1999: 437-464).

Подобного рода процессы обнаруживают себя и в сфере политики. Политические культуры (ПК) данных государств демонстрируют чрезвычайную устойчивость, сохраняя свою идентичность в условиях заимствования западных политических институтов (Бочаров 2006а: 34-42; Тишков 2006: 49-54). В результате деятельность последних во многом определяется не предписанными официально нормами, а традиционной политической культурой (ТПК) этнических образований, входящих в состав данных государств. ТПК представляет собой формы естественно сложившихся отношений власти и управления, воспринимаемых акторами (участниками) как данные испокон веков, т. е. традиционные. Эти первичные виды власти, основанные на половозрастных и родственных характеристиках, а также ранние формы политической организации (клан, племя, вождество) продолжают сохраняться в большинстве афро-азиатских государств на низших уровнях иерархии, подчиняя себе в известной мере и сферу «высокой политики», формально выстроенной по западной модели. Поэтому там реально существуют авторитарные или «восточно-деспотические» режимы, несмотря на официально принятые, зачастую вполне демократические «на бумаге» формы правления.