Иным руководителям свойственна привычка «подмахнуть» документ, не читая. Похоже, что и некрологи подчас становятся такими «документами». Потому что, полагаю, «руководители партии и правительства» иначе, как механически, не могут подписать текст, в котором в состоянии разобраться разве что специалист. Во всяком случае вряд ли все те, кто поставил свои подписи под некрологом выдающегося химика академика И. Кнунянца, могут объяснить, что представляют из себя «работы в области химии полимеров, гетероциклических соединений», за которые они воздают должное почившему ученому. Не думаю также, что у них есть твердое понятие о «пионерских работах по наблюдению треков заряженных частиц с помощью камеры Вильсона», за которые авторы некролога весьма высоко отзываются о деятельности другого умершего академика – Д. Скобельцына.

А может, и не в словах дело? Стоит ли вообще придавать какое-то значение тому, скажем, что начало сообщения о смерти академика Г. Флерова текстуально совпадает с тем, что говорится об академике Д. Скобельцыне или академике И. Кнунянце?

Известно, что многие десятилетия все то, что было у нас освящено именами высших руководителей, что имело ранг официального сообщения, было в высшей степени обезличено, принимало форму и содержание некой резолюции, лишенной живого чувства и живого языка. Безличность признавалась признаком солидности. Многое с тех пор изменилось. Но официальный некролог, похоже, остался незыблемым форпостом бюрократизма и формализма, отлитого в формы «чеканных формулировок».

На сегодняшний день действительно главное в официальном некрологе не текст, а подписи. Подписи эти могут многое рассказать не столько, скажем, о месте умершего академика в науке, сколько о том, как относились к нему, как его воспринимали «сильные мира сего», высоко ли оценивалось его вмешательство или, напротив, невмешательство в общественно-политическую жизнь, что ему прощалось, а что нет. И так далее, и тому подобное.

Одни и те же лица подписывают некрологи известных людей, известных подчас противоположными взглядами на многие социально-политические явления нашего времени. Умерли, кажется, в один день два таких разных человека – поэт М. Матусовский и писатель В. Пикуль. Естественно, что и мнения о них, об их творчестве были разными, как разным был и у каждого из них круг общения, та самая «группа товарищей». Но, судя по «итоговым» подписям под некрологами, товарищи были одни и те же. А все дело в том, что оба умерших, так сказать, жили и работали «по одним и тем же ведомствам» – те, кто возглавляет эти ведомства в различных офисных структурах. Здесь и бывший в «их время» членом Президентского совета писатель Ч. Айтматов, «курировавший» культуру, и А. Капто, ведающий идеологическим отделом ЦК КПСС, и министр культуры Н. Губенко. Требуется непременно соблюдать установленные для подобных случаев формальности. Смерть «выдающегося советского физика» или «выдающегося советского химика» должны удостоверять полномочные представители государственной, партийной и научной иерархии – соответствующий член Политбюро ЦК КПСС, соответствующий зам. Председателя Совмина СССР, соответствующий член Президентского совета и т. д., и т. п. Если же закончил свои дни «известный советский писатель (поэт)», то этот прискорбный факт удостоверяет и «заверяет» своими подписями другой круг лиц, но отбираемых по тому же принципу – кураторов культуры из разных ведомств, представляющих высшую власть. Среди «подписантов» должны быть представлены и руководители той территории, где проживало известное лицо. Скажем, Валентин Савич Пикуль жил в Латвии, стало быть, под некрологом появляется подпись А. Рубикса, руководителя Компартии Латвии (на платформе КПСС), писатель отражал в своих книгах флотскую жизнь – это влечет за собой появление подписи командующего ВМФ СССР адмирала В. Чернавина. Михаил Львович Матусовский – москвич, член КПСС, что как бы автоматически предусматривает подпись первого секретаря МГК КПСС Ю. Прокофьева. Умерший писал песни, значит, требуется подпись Т. Хренникова – от Союза советских композиторов. Скорбеть обязывает положение…