Шесть раз в день я гуляла с собаками и в пять утра занимала очередь к терапевту. Драила кафель и стригла ее заскорузлые ногти. Запреты на долгое пребывание в душе были смешны. Мне, детдомовской девчонке, после одной ободранной душевой комнаты на сорок человек, три минуты единоличного пользования горячими струями казались роскошью.

Мое спокойствие Чариту раздражало и с каждым днем ее «шалости» становились изощренней. В трамвае, прилюдно стыдила меня за испорченный воздух, а в очереди на кассу, за постель, которую я якобы обмочила ночью. Она жаждала моих пунцовых щек, опущенных глаз и постыдных оправданий. И все это получала с лихвой. Каждая из нас мастерски играла свою роль и еще неизвестно, кому досталась роль жертвы.

– Не нравишься ты мне, Фиска, – пристально рассматривая меня как-то за ужином, недобро скривилась Чарита. – Тощая больно. Того и гляди дух испустишь, – старуха нервно теребила пояс кислотно-розового халата и кусая впавшие губы, поглядывала на часы.

Судя по всему, меня ожидал сюрприз, и что-то подсказывало, не очень приятный. Чтобы не оставаться в долгу, я тоже приготовила неожиданный подарочек для старухи.

Сюрпризом от Чариты оказалась гостья по имени Виолетта. Гадалка, которая любезно согласилась посмотреть мое будущее. Мы втроем пили кофе за кухонным столом и мило вели беседу. Непривычная доброта Чариты, была как затишье перед бурей.

Виолетта перевернула на блюдце чашки с остатками кофейной гущи и гипнотизируя меня взглядом, таинственно прошептала:

– Погадаем?

Я согласно кивнула, придвигая к гадалке чашку из тонкого белого фарфора.

Глаза Виолетты округлились, губы мелко задрожали. – Череп! – она тыкала длинным ногтем в дно кофейной чашки. – Смерть! Скорая. Мучительная. Неизбежная.

Сообщив все, что от не требовалось, гадалка подозрительно быстро вскочила со стула и поправив сползший с плеч платок, покинула квартиру.

Чарита театрально вскинула голову, утерла поясом халата несуществующую слезинку и скорбно вздохнула, – Мне жаль, девочка. Виолетта никогда не ошибается.

– Мне тоже жаль, – копируя ее действия, я потерла глаза кулаком.

Не дождавшись от меня должной паники, старуха надавила на психику, – Мне будет тебя не хватать… – голос прервался, на лбу выступили крупные капли пота. Я внимательно следила за происходящими с ней переменами.

– Что-то мне нехорошо, – мертвенная бледность растеклась по лицу Чариты.

Я проводила ее в спальню, помогла раздеться и уложила в постель.

– Скорую! – старуха судорожно хватала ртом воздух.

– Скорая не поможет, – Виолетта гадала по вашей чашке, а ее пророчества сбываются, – сокрушенно вздохнула я.

– Не верю я ни в какие гадания, – захлебываясь желтой пеной из последних сил прохрипела Чарита.

Я тоже не верила в гадания, но вот в силу крысиного яда, который я подлила в ее кофе, очень даже верила.

Когда Чарита затихла, уставившись невидящим взглядом в потолок, я обтерла ее губы влажным полотенцем, закрыла глаза, пригладила волосы и вытащила из сжатых пальцев скомканное одеяло, чтобы вызванная утром бригада неотложки не усомнилась в естественной смерти девяностолетней старухи.

Эта была самая спокойная ночь из всех моих ночей. Впервые в жизни я спала в своей квартире, на своей кровати и мои бока грели собственные собаки.

Эндрю проникновенно посмотрел в глаза Джейн, тяжело вздохнул и произнёс:

– Ты сама меня вынудила, понимаешь? Я не хотел этого делать, но ты не оставила мне выбора.

Металлические наручники с длинной цепью, купленные когда-то давно в магазине для взрослых, сомкнулись на запястьях заплаканной Джейн.