Надо же.

– Обещаю, что убью любого, кто попытается лишить тебя разума и свободы воли, – торжественно пообещал Стриж, выбрав наиболее нейтральную формулировку.

Мию это, кажется, успокоило. Она всё ещё напряжённо следила как Лаура достаёт из шкатулки золотой артефакт, но не сопротивлялась, когда тот коснулся её шеи чуть пониже затылка.

А потом раздался крик и Миа сжалась, переживая агонию. Смотреть на это Лёха не хотел и снова побрёл к трупу рыжей магички размышляя, по какой причине в его жизни звуков боли, агонии и смерти во много раз больше, чем смеха. И это при том, что он пытается хохмить, не переставая.

Может, стоит поработать над шутками?

Он нагнулся и подобрал стилет покойницы. Оружие, похожее на четырёхгранное шило с простой крестообразной гардой, было выполнено из странного золотисто-зелёного вещества. Никаких украшений, инкрустации – простой и функциональный инструмент убийцы.

Стриж покрутил стилет в руках и сунул за пояс. Потом надо будет отдать Мие.

Кровь из рассечённой щеки снова попала в рот и он раздражённо сплюнул. Демон огорчённо взвыл, явно намекая, что носитель – хуже пресловутой собаки на сене: и сам не «ам» – и другому не дам. Не дождавшись встречных предложений и каких-либо шагов навстречу, «тамагочи» всё же затянул раны, не позволяя драгоценной крови расходоваться впустую.

– Хороший мальчик, – хмыкнул Лёха и собрался было вернуться к телеге, но ноги перестали слушаться.

Падая, он успел выставить перед собой руки чтобы не рухнуть рожей прямо в труп. Заострившиеся зубы бессильно лязгнули и Стриж поспешно перекатился на спину. Как раз вовремя – руки тоже начали отказывать.

Демон внутри бесновался, а запах крови казался пьянящим и привлекательным.

– Алекс? – встревоженный голос Лауры он едва слышал сквозь инфернальные завывания.

В глазах потемнело, а голову словно смяла рука великана.

Лёха заорал, захлёбываясь собственным криком. В темноте проступал неясный образ, в котором угадывался человек, рвущий зубами труп.

«Хрен тебе!» – упрямая мысль билась в угасающем сознании. – «Это моё тело!»

В мозг словно воткнули нож, а затем несколько раз прокрутили. Нечто странное словно эхом повторило: «МОЁ!»

Это мало походило на голос, скорее скрежет и рык случайно сложились в знакомое сочетание звуков. Как если бы заговорил сгоревший бронетранспортёр, сминая броню в попытке имитировать движения губ.

«Сгинь, сука иномирная!» – упрямо пытался восстановить контроль над телом Стриж.

«СУКА!» – издевательским эхом проскрипело нечто.

Кажется, кто-то поднял и потащил Лёху. Прикосновения он едва ощущал, словно сквозь костюм химзащиты. Смутно осознал, как щёлкнул зубами в попытке укусить. С ужасом почувствовал вкус крови во рту. Ощутил, как зубы перемалывают податливую плоть и кости.

Нечто словно взбивало мозг в гоголь-моголь. Вспыхивали и угасали казавшиеся случайными образы: булочная у дома, лицо первого командира, кукла сестры, автобус, картошка в мундире, секс с бывшей, мангал с шашлыком, сгоревшее тело…

С каждым новым образом боль нарастала, пока измученное сознание не угасло.

Сколько он так провалялся – Стриж не знал. Только вяло подумал, что напоминает героя книги начинающего автора: те до крайности любят завершать главы в момент отхода ко сну, или потери сознания. Ох и задал бы он трёпку этому бездарю, доведись им встретиться…

Воспоминание о вкусе крови и размалывающих кости зубах прогнало ленивую дремоту. Лёха дёрнулся и попытался вскочить, но обнаружил, что лежит связанным по рукам и ногам на дне фургона.

– Миа? – осторожно позвал он, холодея от ужаса. – Лука?