Белый свет, который вошел в мое внутреннее пространство постепенно сменился на золотой, пурпурный, жемчужный. Никто ни в чем не виноват. Ни я, ни врачи, ни Бог – все случилось так, как должно было случиться. Это грустно, но грусть можно прожить, если разрешить Богу, другим людям присутствовать рядом. Не обманывать себя убеждениями «это только моя боль, другим ее не понять», честно признаваться в своей нуждаемости, слабости, уязвимости.

– Я люблю тебя, ты нужна мне, прости меня. Меньше всего Я хотел, чтобы ты страдала.

– Я знаю. Я слышу тебя.

Я разговаривала с Богом.

Его слова шли изнутри, а я отвечала из Сердца. По-честному.

– Ты позаботишься о моем ребенке, о Теме?

– О нашем ребенке. Я люблю его так же, как люблю тебя. Меня не нужно просить об этом. Я забочусь обо всех своих детях: и тех, кто на земле, и тех, кто со мной в небе.

Крупные слезы катились по щекам. Внутри рождалось ощущение завершенности и достаточности.

– Если хочешь, можешь поделиться своими чувствами с группой. Или ничего не говори, выбор за тобой, – услышала я голос Юрия Васильевича.

– Что тут скажешь! Вы же сами все видели, – ответила я, вытирая слезы.

Я улыбалась всем и каждому в отдельности. Будто впервые увидела их лица. Они больше не казались мне чужими. Даже тот странный парень, который соперничал с учителем в духовности, был родным. Мы вместе сделали что-то такое, чего обычным людям никогда не понять. Это наша совместная «странная» история, а я – часть этого «странного сообщества». Странного, потому что головой я не могла объяснить, что произошло. Потому что никому не расскажешь о случившемся – не поймут. Я не знаю почему, эти люди интересуются мной, уделяют время, слушают мои бессвязные рассказы о видениях, открывшихся в медитации. Для них это важно. Никто не пытается меня отвлечь от переживаний, никто не спешит исправить в заблуждениях – все правильно и возможно.

А самое странное – это осторожность, с которой я принимаю внимание других людей. Как будто это очень опасная территория, ступать на которую лишний раз не стоит. Я привыкла во всем полагаться на себя, без надобности не обращаться к людям, не обременять своими проблемами.

Позже я пойму, почему молитвенная медитация произвела на меня такой эффект. Это было не что иное, как родившееся чувство принадлежности, которое жадно искала моя душа. Что природа этого переживания уходить корнями в далекое детство, красной нитью пронизывает ткань моей жизни. Иногда нитки рвутся, и тогда мне кажется, что я ни в ком не нуждаюсь. А иногда кожей ощущаю, что нуждаюсь в других людях, с ними в полной мере ощущаю себя. Такую, какая я есть, а не ту, которую привычно показываю окружающему миру.

В обычной жизни я прячу себя сломленную, обессиленную, одеваю дежурную улыбку на лицо, убеждаю, что все хорошо. Никто не знает, что плачу каждую ночь, что боюсь привлекать к себе внимание. Не знают про мужчин, которые получали мое тело за пару дежурных комплиментов. Для них – пустяк, для меня – неслыханная щедрость, которой я не заслужила. Не знают, что не справляюсь со своими материнскими обязанностями, стыжусь школьной неуспеваемости старшего сына.

Я – человек-невидимка, который прячется за социально одобряемой маской, сплошь сшитой из придуманных чувств, мыслей и историй. Надменная маска, горделивый пренебрежительный взгляд, карие глаза, привыкшие сдерживать слезы. Когда постоянно сдерживаешь слезы, ухудшается зрение. Чтобы что-то рассмотреть, нужно сильно щурить глаза. Со стороны это выглядит как снисхождение и подозрительность.

От той меня, какой я была в раннем детстве почти ничего не осталось. Вру, осталось – надежда, что однажды найдутся люди, которым я буду интересна сама по себе. Без притворства, «хорошести», социальных доказательств. Со своими странностями, внезапным желанием спрятаться подальше от людей и таким же внезапным желанием снова быть среди них.