Не забываем про плотный тон СС-крема. Консилер особо необходим на синяках и в зонах покраснения – на крылья носа, под ноздрями. Скульптором холодного коричневого оттенка затемним нужные зоны, чтобы выделить скулы, а потом – хайлайтер, не знаю, зачем, просто чтобы было немного блесток.

Теперь ты – куколка, и никто даже не догадается, какого цвета твоё лицо на самом деле.

Раньше такого со мной не было. Я не признавала штукатурку, лишь изредка намазываясь на какое-нибудь торжество. С годами всё изменилось. Мейкап стал моим утренним ритуалом, с помощью которого я немного, но сбрасывала утреннее напряжение. Даже не знаю, как это назвать. Компульсивное прихорашивание?

Я стала жертвой косметической индустрии. Помимо простого тона я обзавелась консилером, румянами, хайлайтерами и разнообразными кистями. Я закупалась яркими палетками теней только для того, чтобы один раз накраситься и так и оставить лежать в косметичке. На работу их наносить я не решалась. При всём обилии косметики, разнообразием я не отличалась. Мой стиль – это замазать синяки, поры и заплаканные веки. Скрыть следы утренних страданий.

Если же истерика возникнет в рабочее время, то в дамскую комнату следует взять с собой кушон «Deoproce». Он очень пригодится, чтобы заштукатурить возникшие в ходе нервного срыва несовершества. Правда, он настолько плотный, что лицо после него становится плоским, как блин. Но времени рисовать себе новую физиономию не будет, поэтому мы малюем наш образ в экстремальном режиме.

Дрожащими руками, беспорядочными движениями я тыкала себе в лицо лицо этим самым кушоном, не понимая, что я делаю, зачем, и какой мне нужен результат. Моё лицо красное, и ничего не происходит.

Меня только что отчитали у всех на глазах. Я провалилась, свалилась и развалилась. А теперь судорожно пытаюсь собраться по частям.

На часах шесть ноль пять вечера, конец рабочего дня. Я должна была бы уже идти с работы и ждать свой автобус, но мне не удалось. Никто меня не отпустил.

Собирая себя по кусочкам от испытанного стресса, я пыталась восстановить дыхание. Я глубоко вдохнула наполненный запахами освежителя и туалетного «утёнка» воздух.

Я собралась уйти домой, а мне в ответ Максим отчитал меня. Оказывается, должна остаться, потому что не успеваю, и моя производительность не позволяет мне уходить вовремя.

Я мажу кушоном по самым проблемным местам – под глазами, на носу, я вообще измазалась им вся, как мумия. Моё лицо – чисто бежевая маска. Даже брови и ресницы – бежевые. В туалете, как в гримёрке, яркий тёплый свет, и в нём видны все мои мелкие морщинки, в которые забилось тональное средство. Я кажусь себе такой уродливой.

Из его пламенной речи выяснилось, что я вообще торможу тут весь процесс. Алина отправила мне кучу макетов, которые я не отработала. Алиса дала мне кучу заданий, о которых ни слуху, ни духу.

– Могу я узнать, какие именно задания? Ведь я вроде всё сделала.

Алиса и Алина молчали. Как будто и они сами пытались вспомнить, что я им не прислала и не доделала.

– Куча заданий! Те, которые ты не сделала, мне что, перечислять? – истерично завопил Максим.

А мне что, так и стоять? Я достаю резервную косметичку, и набираю пальцем коричневые тени. Надо хотя бы немного сконтурировать, создать фактуру на лице. Подкрасить брови и ресницы. Блеск на губы, и реконструкция завершена.

Когда со мной говорят на повышенных тонах, я сдаюсь. Когда на меня кричат, моя операционная система по умолчанию отправляет отчёт, что оппонент прав. И подсознание даёт заднюю.

Проще говоря, я всегда считала, что человек на тебя кричит, значит, за дело. Конечно же, я сдаюсь. Только сначала схожу в туалет.