– Полцарства хочешь?
– Мне и полконя
Не нужно твоего, ни в доме полоконца.
Уйди, не загораживай мне солнца.
– А хочешь, я возьму тебя в поход?
– Зачем?
– Ты повоюешь год,
Почувствуешь вкус битвы, звон металла
Услышишь.
– Для чего?
– Чтоб обострённей стало
Чутьё для жизни восприятья.
И мышцы вздулись бы. В железные объятья
Ты б принял мир.
– Я принял. Что потом?
– Потом… потом вернёшься в дом
Иль в эту бочку. И, подобно Богу,
Лежи и наслаждайся понемногу
Чем хочешь.
– Ну, а я что делаю, глупец?
Уйди и дай мне солнце, наконец.
Диоген и Платон
Платон любил ковры. Орнамент их
Был для Платона, как Гомеров стих,
Красив, изыскан, символичен,
Богат, почти метафоричен,
Метафизичен и, признаться надо:
Ковры – всех небожителей услада.
Ну, а Платон среди философов был Бог,
И по коврам своим ходить часами мог
Босой, в раздумьях, и едва ли
Ковры ему не помогали
Плести орнамент мыслей, слов и фраз.
Но киник-Диоген пришёл к нему как раз,
Когда он о Душе обдумывал трактат.
– А, Диоген? Входи. Я очень рад.
И киник, осмотрев философа жилище,
Сказал сердито.
– Я-то думал, пища
Твоя – духовная, и пищи нет иной.
А ты… ты тут передо мной,
Гордясь собой, предметы выставляешь
Роскошные, ты по коврам ступаешь,
Как царь персидский; из сосудов пьёшь
Серебряных, златых… Богатенько живёшь!
И впариваешь грекам неразумным,
Как хорошо духовным быть и умным,
И что богатство – тлен, и попадать не стоит
Богатству в плен, что лучше быть, как стоик,
Который на материю плюёт.
Да ты, Платон, плутишка ещё тот!
Твоим идеям веры нет отныне.
Твои ковры, шпалеры – знак гордыни.
– Ты б ноги вытер, Диоген.
– Нет, не хочу!
Твою гордыню я, Платон, топчу.
(От ярости он стал багрово-синий).
Топчу!
– Да, топчешь, но… своей гордыней.
Диоген и старуха
Одна старуха – было ей под сто —
Пред зеркалом себя приукрашала.
Как живописец, в баночках мешала
Не то густые снадобья, не то
Белила и румяна или краски,
Потом туда же вылила яйцо,
И мёд, и молоко. И без опаски
Всё это налепила на лицо.
Взяв кисточку, глаза нарисовала,
Но этого ей было мало:
Она ещё нарисовала губы,
Придав им розы алой цвет,
Как черепаха втиснула в корсет
Себя, потом натёрла мелом зубы,
Держа их, разумеется, в руках.
Их, вставив в рот, вскричала: «Ах!».
А после «ах!» раздался крик:
Как видно, прищемила здорово язык.
Всё это Диоген увидел, проходя.
Остановившись, он воскликнул: «О, дитя
И пошлости, и глупости, куда ты
Спешишь, и где тебе, старуха, будут рады?
Коль для живых стараешься – напрасно:
Нет красоты в тебе ни тела, ни души.
А коль для мёртвых, то всё ясно:
Минуты дороги. Спеши. Спеши».
Диоген и ученик
Однажды ученик спросил у Диогена:
«Мы оба киники. Скажи мне откровенно,
За что нас люди бьют, когда в ответ
Мы вместо «да» им отвечаем «нет»?
Или такой поступок совершаем,
Который, в принципе, неожидаем?
Вот, например, вчера, валяясь на траве,
Я палкой получил по голове
От юноши. С красоткою под ручку
Он шёл, рукой показывал на тучку.
Красотка хохотала. Тут вдруг я…
Она вскричала, будто бы змея
Ей под ноги… Но надобно признаться:
Я в натуральном виде был, люблю валяться
На солнышке. И я перед девицей
Раскланялся, стараясь не смутиться,
Как ты учил, улыбчивый, нагой.
И тут – удар воинственной ногой.
Я произнёс лишь фразу или две.
И вновь удар – уже по голове.
Удары сыпались, как град. От шалопая
Драчливого сбежать сумел едва я.
Бежал, скуля собакой жалкой.
Ужасно, коль по голове тебя бьют палкой…
Что делать? Как нам голову спасать?»
– Что делать? Шлем покрепче надевать.
Диоген
– Собака-Диоген, ты просишь подаянья
У статуй каменных. В своём ли ты уме?
Быть может, твоё долгое скитанье
Тебя лишило разума? В суме
Твоей нет ни обола. Неужели,