– Да, мы отвлеклись, – согласился Дэн, – так что там с Романовым?

– Заговорщики хотят взорвать мост на пути следования правительственного состава. В течение ближайших двух-трех дней.

– Поподробнее о заговорщиках можно? Кто такие, к чему стремятся, чем им не угодил Романов?

– Сведения об этом довольно отрывочные, – отвечал Лин, – все, что нам стало известно, это недовольство руководства союзных республик попытками Романова изменить структуру госуправления страной.

– А конкретнее?

– Романов, по нашим данным, хочет убрать из Конституции пункт о свободном выходе республик из Союза, – ответил Лин, – ну и еще кое-что… например реформировать систему образования и сделать русский язык главным.

– А сейчас разве он у них не основной?

– Не совсем… – ответил министр, – это язык межнационального общения, как записано в Конституции, но следом идет приписка о всемерном развитии национальных языков. И еще республиканским властям очень не нравится проект перераспределения бюджетных средств.

– Денежный вопрос – это тоже серьезно, – задумчиво произнес Дэн. – А кто входит в число заговорщиков?

– Практически все руководители союзных республик, – тут же ответил Лин, – за исключением России, конечно, и Белоруссии.

– Что предлагаете предпринять в связи с этим? – поинтересовался Дэн.

– Можно просигнализировать в московские спецслужбы, – предложил Лин, – только очень осторожно, чтобы не рассекретить нашего человека в Алма-Ате.

– Я даю разрешение, – склонил голову Дэн, – сигнализируйте. Со всеми мерами предосторожности. Только…

– Что только, товарищ Дэн? – переспросил министр.

– Романову на мой взгляд следовало бы действовать более аккуратно, чтобы не создавать таких больших проблем для себя же самого, вот что…

– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Лин, – боюсь только, что такое предложение ему может выдвинуть лицо, облеченное высокими государственными полномочиями, вы, например. А никак не сотрудники спецслужб…


Москва, Кремль, Лубянка


Романов опять заработался допоздна – за окнами его кабинета, выходящего на Ивановскую площадь, давно стемнело, на кремлевских башнях загорелись яркие рубиновые звезды, а на синем московском небе зажглись не менее яркие натуральные звезды, сопровождаемые полной сиреневой Луной. Надо бы поменьше курить, подумал генсек, туша в пепельнице очередную сигарету, когда зазвонила черная вертушка с ярко-алым гербом СССР вместо наборного диска.

– Слушаю, – недовольно сказал Романов в трубку, – да, узнал… да, кое-что слышал… вот как?

– Ситуация весьма серьезная, Григорий Васильевич, – это был руководитель главной советской спецслужбы Примаков, – и угрожает перерасти в неконтролируемую.

– Приезжайте, обсудим, – ответил Романов, – по телефону не очень удобно.

– Боюсь, что это не совсем целесообразно, – ответил Примаков, – по ряду причин, которые я не хотел бы озвучивать.

– Тогда я к вам могу подъехать, давно на Лубянке не бывал…

– Боюсь, что и это не слишком разумно, – повторил свои сомнения Примаков. – У меня есть такое предложение…

И он вкратце изложил свое видение на предмет места встречи.

– Очень любопытно, – сразу заинтересовался Романов, – слышал про это много, но лично никогда там не бывал. Пожалуй я соглашусь.

– Тогда через полчаса на отметке 1250, – ответил Примаков, – что это такое, вам расскажет офицер охраны.

Романов положил трубку на аппарат АТС-1 и вызвал через секретаря офицера личной охраны. Тот вошел в кабинет молодцеватой походкой буквально через минуту.

– Ээээ… – начал генсек, силясь вспомнить, как его зовут, но тот тут же помог «капитан Пасулько», – капитан… тут такое дело… мне необходимо пройти по коммуникации номер два дробь одиннадцать до отметки 1250… прямо сейчас.