Вторая нигерийская столица в то время представляла довольно приличный по всем меркам мегаполис, с агломерациями вобравший в себя более тридцати миллионов человек. Здесь регулярно встречались цифровые кочевники, туристы и деловые люди со всего мира. На улицах помимо африканского говора, звучал английский, китайский, испанский, русский, арабский, хинди… Первый здесь оставался в ходу в силу исторически ещё недавней принадлежности Нигерии к колониальному английскому подданству, но в развитом мире слышался всё реже, поскольку пользователи англоговорящих стран первыми перешли на устройства вспомогательного мышления, как следствие, быстрее всех привыкали к внешне-немой коммуникации на уровне мысли, да и роль английского как интернационального языка терялась с пришедшим повсеместно мгновенным переводом.
Город являлся довольно безопасным, поскольку российские военные подразделения обеспечивали не только внешнюю защиту, но и косвенно внутреннюю как минимум своими присутствием и видом, содействуя гражданскому порядку, следить за которым должны были всё таки местные полицейские и прочие служащие. В каком-то смысле в XXI веке африканцы повторили историю Российского государства, добровольно призвав внешние силы на установление режима. Земля их и правда была богата, а порядка в ней не было, вот наиболее прагматичные и рассудили, что зависимость и беды от западных внешних сил и угрозу бандитизма и политических переворотов помогут преодолеть призванные на помощь союзники. Конфессии в обмен на суверенитет казались выгодной сделкой для обеих сторон. Русский, китайский и индийский миры пользовались в Африке довольно большой поддержкой и популярностью из-за отсутствия исторической неприязни, гуманитарной помощи и кредитов, которые часто не только давались, но ещё и время от времени прощались, что особенно нравилось африканским режимам в отношениях с русскими. Частное, а затем и официальное военное присутствие, возобновленное Россией во втором десятилетии текущего века с Ливии, ЧАДа, ЦАР, Мали, Судана, имело цель не только закрепиться в северном и центральном регионах, но и плавно выйти в Африканскую Южную Атлантику, что и сделало для нашего героя возможным уже второй, в каком-то смысле тоже казённый, визит сюда.
Легко шаркая сандалиями по плитке Макоко и разминая шею обретённого тела, Любомир заглядывал наперёд в уличные лавки через две-три, ища того самого, запомнившегося ему, старичка-повара. “Почему бы и не лобстер, если я здесь вновь, здорово бы откушать!” – вернувшееся авантюрно-игривое настроение и предвкушение ужина приятно застелили холодным одеялом кострище недавнего шока, поэтому вопрос откуда взять денеги пока не заботил, как и мысли об истинном владельце тела. Найдя нужную лавку, он как-то интуитивно, по телесной памяти сунул руку в карман и, вынув пачку пластиковых купюр, выбрал приличного океанического здоровяка и заранее расплатился с поваром, попросив подать вместе с деликатесом свежую лепёшку и салат. Сев за аутентично-обшарпанный пластиковый столик, Любомир стал наблюдать за движением на базаре. Фланёрство принесло несколько философских мыслей, одна из которых, наконец, обнажила вопрос: “Если моё тело сейчас лежит в Антарктиде, полностью обеспечено и ни в чём не нуждается, по крайней мере, точно не хочет есть, то чьё тогда это голодное тело, в котором сейчас моё сознание, на каких я в нём правах, и где сознание, которому должно принадлежать это тело?… Н-да. Здесь, как сказал бы… Ладно! Отставить лирику… Вопросы ясны. Что у нас есть в дано?” – сунув руку в другой карман, он вытащил аналоговое удостоверение личности, в Африке их ещё использовали. Конечно, он мог бы пробить информацию о теле и через консоль, но любопытство, граничащее с манией самолюбования фокусника-новичка, обрётенной после удачного трюка с деньгами, брало верх.