– То что ты заяц – это понятно, а ведь иногда бываешь и гений. УРА!

– Плакат долго искать не пришлось. Рекламные тумбы, обклеенные театральными афишами, разными торговыми рекламами и частными объявленьями, красовались чуть не на каждом перекрестке и вдоль всего приморского бульвара. Мы подкараулили одного расклейщика реклам и в обмен на сигару выпросили у него свеженький плакат. Он радостно улыбнулся, покрутил перед глазами сигару, понюхал ее и с радостью выдал нам сразу две бумаги.

– Для чего вам она, мальчишки? – так ради формального любопытства спросил он.

– Селедку заворачивать будем, – с улыбкой ответил Серый.

– Какую еще селедку? – иронически усмехнулся рекламщик.

– А ты что не знаешь? – с серьезной миной удивился Сергей, – вот фраер, весь город сбежался к пристани: там англичане разгружали продовольствие и уронили бочку с атлантической сельдью, она и разбилась. Так все и бросились подкормиться на халяву.

– Где? – готовый к старту спросил парень.

– А вон видишь, там в конце пирса народ собрался-, указывая вдаль продолжал хохмить Серый.

Рекламщик, бросив кисть в ведро с клеем и, наспех засунув подмышку плакаты, ринулся в сторону, куда указал Серый.

– Ну ты даешь, бродяга, – с усмешкой осуждающе сказал я, – а как он вернется и накостыляет тебе?

– Тьфу, – небрежно бросил Серый, – а ты для чего?

– На скандал нарываешься, давай смотаемся, еще не хватало драку здесь устраивать.

И мы, смеясь, свернули с этого места в боковую улицу.

– В городе итак было неспокойно. Бесконечная смена власти, суета и ожидание конца оккупации. Английские моряки, бессмысленно слонявшиеся по грязным улицам, духанам, кофейням, от которых исходили разные приятные и неприятные запахи: жареной баранины, соленой рыбы и пива. Им не было команды стрелять или терроризировать население, так выполняя свой союзнический долг, они присутствовали на нашей территории. Но сами понимаете, когда в твоем доме гости, да еще незванные, да еще и надоедливые, хочется от них побыстрее избавиться. И только частые проливные дожди, смывающие все эти запахи в море, очищающие воздух от этого смрада, разгоняющие по казармам снующих от безделья солдат и офицеров оккупационной армии, на время возвращали нас в родной Батуми, наполненный ароматом мимоз и морского йода.

– А что будет, Жорж, после того, когда они найдут трупп своего соотечественника? – спросил меня Серый, когда мы подходили к дому.

– Трудно даже предположить, Серый, это зависит от многих факторов и строить какие-то предположения глупое занятие. Нам важно чтобы они почистили пещеру, а так они иностранцы, чужие для нас люди.

– Слушай, а кто писать будет? и как мы у Муськи краски возьмем, ведь допытываться станет: куда, зачем, для чего?

– Придется все ей рассказать, дружок!

– Согласен.

Вечером мы уже шли втроем, Муська держала плакат подмышкой, а мы смотрели в четыре глаза, чтобы никто не стал свидетелем наших дел. Было около двенадцати ночи. Батуми в это время спит. Гаснут последние огни. Темная ночь. Холодная вода и теплый воздух смешиваются и превращаются в туман. Это то, что нам нужно. Мы крадемся к забору грузового порта. Там пришвартованы английские военные корабли. Другие стоят на рейде. Едва успели наклеить плакат на стене у входа на КПП, как послышался шум: подвыпившая компания иностранных матросов возвращалась с гулянья. Один из них заметил на синем заборе светлое пятно. Это был наш плакат. Он навел луч фонаря «летучая мышь» на забор, что-то сказал, обращаясь к компании (издалека не было слышно) Потом все загалдели, сняли плакат и исчезли в проходной.