Возле Люси как всегда снуют близнецы, а Ник тихо сидит за столом. Мы улыбаемся друг другу, и я сажусь рядом с ним. Люси расставляет тарелки, попутно ругая испортившуюся погоду за окном и разбросанные немногочисленные игрушки, которые мальчики оставляли под её ногами. Мы ужинаем и разговариваем о том, как прошел этот день, посмеиваясь над близнецами, которые таскали друг у друга из тарелок еду, так, будто у другого она была вкуснее.

В моей жизни никогда не было таких вечеров, когда все собираются за одним столом, вместе ужинают и рассказывают, как прошел их день. Обычно наш вечер проходил в тишине. Если мама не задерживалась на работе, то мы ужинали втроем, но такое случалось редко. Чаще всего мы проводили вечер вдвоем с Ником, интересуясь друг у друга, как дела в школе.

В этот самый момент, когда я почувствовала себя в кругу семьи, на душе стало тоскливо, от осознания того, что мне предстоит покинуть этот дом, и остаться жить на долгое время с незнакомыми людьми под одной крышей.

«Если, конечно, я поступлю» – мысленно поправляю себя.

От осознания того, что я буду проводить бок о бок, дни и ночи, с незнакомыми людьми, мне становилось не по себе. Но я успокаивала себя мыслями о том, что возможно, смогу подружиться с кем-то и военная академия перестанет быть таким пугающим и холодным местом для меня.

Когда все расходятся по комнатам, пожелав друг другу приятной ночи, я ставлю будильник раньше нужного мне времени в страхе проспать. Проверив ещё несколько раз, точно ли я включила будильник, я проваливаюсь в тревожный сон, в котором я – маленькая девочка, оставленная в одиночестве среди незнакомых мне людей. Сначала меня ласково зовут пойти куда-то, но я отказываюсь и продолжаю стоять на месте. Я не вижу их лиц, но по голосу понимаю, что мой отказ вывел их из себя. Они начинают кричать и хватать меня за руки, пытаясь увести меня куда-то, от чего мне становится ещё страшнее. Я плачу, а они кричат ещё сильнее. Кричат о том, что теперь я им принадлежу, что они решают, куда я могу идти. Вдруг, чья-то тёплая рука хватает мою руку, и я просыпаюсь, тяжело дыша, и не понимая, где я нахожусь.

Я осматриваю комнату и постепенно прихожу в себя. Первые лучи солнца освещают скромную обстановку комнаты, и я испуганно смотрю время на коммуникаторе, в страхе ожидая увидеть, что я проспала. Но время всего лишь пять утра и можно было поспать ещё, но я решаю больше не ложиться. От части, боясь проспать, а от части, боясь вновь увидеть мой кошмар, который тревожит меня не в первый раз.

Я тихонько выскальзываю из комнаты, чтобы никого не разбудить, но Люси уже на кухне готовит завтрак.

– Люси, почему ты так рано встала? – шепотом спрашиваю тётю, от чего та пугается.

– Лив, я думала, ты ещё спишь!

– Прости. Мне что-то не спится.

– Сейчас будем завтракать. Дорога до академии займет много времени, а там ты вряд ли сможешь поесть.

Я не возражаю, киваю и ухожу в ванную привести себя в порядок. Я заметно нервничаю, и при мысли о еде меня начинает мутить, но Люси права: в академии для поступающих новобранцев не будет горячего обеда.

Мы завтракаем в полной тишине, боясь разбудить мальчиков и не зная как начать разговор: после того как Клиффорд разгромил комнату мы с тётей не разговаривали про это. Я просто не знаю, как начать разговор про то, что он говорил. И стоит ли начинать, если через несколько часов, всё что мне будет нужно – это сдать экзамены. Я медленно пережевываю безвкусную кашу и думаю о том, что через пару часов окажусь среди тех, кто учиняет произвол и насилие. Или среди тех, кто оказался в таком же положении как и я? Лишь только сейчас я задумалась об этом.