С изумлением уставляюсь на Энджела. Конечно, мы не раз говорили о Лоле и Алексе, я всегда отзывалась о них с большим уважением, любовью и печалью. Но никогда не углублялась в подробности наших взаимоотношений – очередной способ уберечь моего мальчика от страданий и несправедливости жизни. Так и не дождавшись ответа, он продолжает:

– Помню, как ты впервые появилась в палате. Ну что так смотришь? Сердце меня тоже лечило, так что память у меня что надо! Так вот, тогда я подумал, что ты хорошая, ведь мама не могла доверить мою жизнь плохому человеку.

– Она тебя очень любила, – все, что я могу выдавить в ответ хриплым голосом.

– Не сомневаюсь. Но про отца я не знаю ничего, кроме того, что он был храбрым дерзким мерзавцем. Сначала подставил тебя, а потом спас.

– Энджел, все очень сложно. Давай не будем об этом, – умоляю я.

– Да-да, помню: либо ничего, либо хорошо. Так вот, я подумал тогда, что ты хорошая. Но даже понятия не имел, насколько.

Я польщена его признанием и неожиданно заливаюсь краской. Энджел кладет мне голову на колени. Такого рода ласки непривычны для нас. С самого детства я уважала личное пространство Энджела и никогда не относилась к нему, как к ребенку. Тискать и целовать этого маленького взрослого казалось неправильным и оскорбительным по отношению к нему. Поэтому любое проявление любви одинаково ценно для нас обоих, хотя и случается достаточно редко. Эта связь гораздо крепче – в ней родство душ и наше обоюдное спасение.

Я провожу рукой по его белокурым спутавшимся волосам, испытывая при этом неконтролируемый прилив нежности.

– Однажды ты будешь счастлива, обещаю.

– Я уже…

– Нет, по-настоящему счастлива. Так, как ты того заслуживаешь, – внезапно его голос становится грустным. Это сразу настораживает меня, сердце начинает биться быстрее от внезапной панической атаки.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – с тревогой спрашиваю я.

– Ну что ты переживаешь по пустякам?! Стареешь, мама! – дразнится он и обнимает меня за колени. – Никогда в жизни не чувствовал себя лучше! Смотри, какой закат! Слышишь рокот?

– Нет.

– Это урчит мой желудок. Повар ты, конечно, так себе, но с вином потянет. Желательно, красным. Желательно, сухим. Доставай провиант! – и он весело вскакивает на ноги. Я выдыхаю c облегчением.

– А ты – мастер комплиментов!

– Что есть – то есть! Однажды я сделал комплимент своей соседке в общежитии, которая весила, по меньшей мере, 120 килограмм. После этого она со мной месяц не разговаривала.

– И что ты ей сказал?

– Правду. Что у нее самые пышные булочки, которые я когда-либо видел. А я и вправду имел ввиду бу-лоч-ки. Из теста. С сахарной пудрой сверху. Без которых остался. На-всег-да.

***

Вечер прошел чудесно. Мы дурачились, смеялись, носились по береговой линии, как дети, и кидались друг в друга медузами. Изредка я вспоминала, что завтра начинается 12-ый Раунд игры, но тут же гнала эти мысли прочь. Завтра будет завтра.

Поздно вечером мы желаем друг другу «спокойной ночи» и расходимся по комнатам.

– На этой неделе я не смогу проводить с тобой много времени, – предупреждаю я, прежде чем открыть дверь в спальню. – Почти весь день придется находиться в Наблюдательном Центре, а может, и в самих Локациях.

– Не волнуйся, я смогу себя занять, – отвечает он. Немного помедлив, добавляет:

– Прошу тебя, не принимай происходящее близко к сердцу. Маэстро сделал все, чтобы защитить игроков. Держись, это всего лишь на неделю. Семь дней. И ты станешь свободна. Береги себя! Береги!

– Ну, если я разнервничаюсь, ты же приготовишь мне вечером особенно ядреную Маргариту?

Перед сном я благодарю в мыслях Бога, Алекса, Лолу, Маэстро и даже Корпорацию за Энджела. Немного поворочавшись от навязчивых мыслей, засыпаю, измотанная активно проведенным днем.