– Лавина, не мне тебе говорить, что строгие правила – это основа Корпорации. Только благодаря им наша работа так эффективна! – нравоучительно произносит Юджин.

– А со мной ваши правила также эффективны? – огрызаюсь я, едва сдерживая кипящую внутри ярость. Юджин хочет что-то возразить, но Верховный Отец жестом останавливает его и медленно произносит окончательный приговор:

– Маэстро лично составил сценарий Раунда. Хотя и планировался он лишь через 50—60 лет, но обстоятельства не терпят отсрочки. Поэтому поручаю приостановить все обряды и без того неэффективного целительства и приступить к интенсивной подготовке Локаций и набору игроков.

Не слушая дальнейшие распоряжения, я разворачиваюсь и покидаю Зал Собрания. Пробегаю мимо удивленной Чжан Кианг и мчусь по длинному коридору, куда глаза глядят. Толкаю первую попавшуюся дверь и забегаю в темную комнату. Прислонившись спиной к стене, закрываю глаза и шепчу в отчаянии:

– Еще несколько жизней окажутся на моей совести. Прости, Маэстро, я не справилась. Не оправдала твоих ожиданий. Лучше бы я сдохла 25 лет назад в лабиринте со сдвигающимися стенами!

***

Солнце уже коснулось круглым красным боком линии горизонта, откидывая на морскую гладь мерцающую волнистую дорожку. Несмотря на приближающиеся сумерки, жара все еще ощутима в тропическом воздухе. День выдался особенно знойным и влажным, и обитатели джунглей с нетерпением ждут надвигающейся прохлады.

Лениво развалившись в шезлонге и укрывшись в спасительной тени мансарды своих апартаментов, я тайком наблюдаю за собеседником сквозь солнечные очки.

– Как идут дела с Лизой?

– Мы расстались, – беззаботно отвечает Энджел. Он расположился рядом в гамаке и, легко покачиваясь, с удовольствием отпивает холодный коктейль из высокого бокала.

– Что произошло? Ты говорил, у вас все так хорошо, и она – твоя судьба, – спрашиваю я, не в силах сдержать иронии в голосе.

– Я называю это «проверка мамой», – деловито поясняет он, жмурясь на солнышке, словно ленивый кот.

– «Проверка мамой?» Это как?

– Я рассказываю, какая ты строгая старушка, какие высокие требования предъявляешь к моей будущей невесте и так далее, – этот разговор, кажется, забавляет Энджела: я вижу это по лукавой улыбке и чертовски обаятельным ямочкам на щеках.

– Я?!

– Ладно, шучу. Лиза увидела твою фотку на моей тумбочке. Я сказал, что это моя мама.

– А она?

– Не поверила, представляешь? Устроила истерику, сказала, что не может делить меня с другими девушками. Что нам надо расстаться.

– Так и сказала? – театрально ахаю я.

– Желание девушки – закон. Вот мы и расстались, – произносит Энджел торжественным траурным тоном.

– Тебе следует убрать мое фото с тумбы.

– Ни за что! Говорю же, «проверка мамой» всегда работает, – он пожимает плечами.

– Ах, Энджел, ты бы хоть врал, что на фото твоя сестра. Выгляжу-то я помоложе тебя, – дразню я его.

– Ага, даже и не скажешь, что тебе недавно исполнилось сто лет, – энергично кивает он.

– Ты невыносим, – смеюсь я, и между нами повисает приятное молчание. Как я наслаждаюсь этим вечером в компании сына! Какое счастье, что Энджел предварительно сдал все экзамены и приехал раньше на две недели, как раз в самое сложное для меня время.

– И как ты себя чувствуешь после этого? – заботливо интересуюсь я.

– После чего? – не понимает Энджел.

– Ну, после расставания?

– С кем?

– Перестань валять дурака! С Лизой!

– А, с Лизой! Раздавлен, сломлен, уничтожен. Но я найду в себе силы восстать из пепла и как-то жить дальше, – торжественно произносит он и с наслаждением потягивает следующий глоток.

Мы продолжаем беседу в том же ироничном ключе. Это наш стиль общения – шутливый, но, в то же время, доверительный. Все дело в натуре Энджела – легкой, светлой, жизнерадостной. Где бы он ни появлялся, люди тянутся к нему, как к магниту. А он словно не замечает этого: искренне любит окружающих, с удовольствием проводит с ними время, окрашивает их порой скудный мир яркими красками, меняет призму мировоззрения, а когда приходит время – легко покидает их, чтобы идти дальше. При этом не отдавая себе отчет в том, какие страдания причиняет людям своим внезапным безразличием или исчезновением с их жизненных радаров. Энджелу кажется, что если он сам так беззаботно прощается с теми, кто был ему однажды дорог, то и они должны чувствовать то же самое. Добрый и чуткий по природе, Энджел слишком легкомысленно относится к своей собственной роли в жизнях других. А мне невероятно повезло получать этот свет снова и снова – потому что я его дом и семья.