– Я, конечно, чувствовал себя ответственным за состояние дел в землях своего малолетнего подопечного, – перебил брата Генрих, – и имел формальное право в них вмешиваться, что мне и пришлось сделать.

Двенадцать лет назад я со своим войском неожиданно осадил крепость Тилльери-сюр-Авре, которая располагалась на границе с владениями Капетингов. Её оборону возглавлял Жильбер Криспин, который отказался от капитуляции. Но на моей стороне выступило несколько знатных нормандских сеньоров, с помощью которых крепость была взята и частично разрушена. Затем я со своим войском вторгся в Хьемуа, прошел долину Орн и осадил город Аржантан. И вновь нашел союзников в Нормандии, которые помогли взять его и захватить Фалез.

Но здесь уже вмешался Ральф Гассийский, который на тот момент был главным наставником юного герцога. Состоялось настоящее сражение. Фалез был освобожден. Я же возвратился в Париж, предварительно оговорив право на размещение своего гарнизона в Тилльери.

Правда, нашлось немало тех, кто осудил мое вторжение, расценив его как вопиющую неблагодарность по отношению к династии, которой я в какой-то мере был обязан троном. Однако у них не было никаких оснований подозревать меня в желании свергнуть вассала, совсем недавно лично мною признанного.

– А чем был вызван ваш поход в Нормандское герцогство? – спросил Гильом, впервые слышавший эту историю.

– Беспокойством по поводу того, что происходит в Нормандии, поскольку не утихавшие там беспорядки начали угрожать спокойствию всей Северной Франкии.

К тому же существовала реальная опасность, что нормандским кризисом воспользуется в своих интересах Фландрия, во главе которой стоял Бодуэн. Несмотря на то что он был к этому времени уже женат на моей сестре Аделе, он настраивал герцога Бретани против меня, при этом внимательно следя за развитием ситуации в Нормандии. Что лишь подтверждает то, что разразившийся кризис не был сугубо внутренним делом Нормандии, и я как король Королевства франков был просто обязан предпринять определенные шаги для поддержания политического равновесия на севере своей страны.

Прежде всего, я как сюзерен постарался укрепить собственные позиции и напомнить нормандцам о своих правах. Необходимость данной меры была продиктована тем, что один из моих главных вассалов не достиг совершеннолетия. Именно поэтому мне оказывали помощь сами нормандцы, которые считали, что королевская власть может и должна быть использована для восстановления порядка. Поэтому политика королевства была направлена как против тех, кто стремился сместить юного Вильгельма, так и против тех, кто пытался превратить его в марионетку.

– Безусловно, в королевском вмешательстве был заинтересован и сам герцог, который в это время являлся правителем Нормандии лишь номинально, – высказал свое мнение и Гуго. – Ни для кого ведь не секрет, что его личное влияние было тогда еще очень незначительным и практически целиком зависело от силы поддерживавших его группировок знати и позиции короля франков.

– Так-то оно так, – согласился с ним Роберт, но, когда повзрослевший Вильгельм стал неожиданно предъявлять права на полную самостоятельность в принятии решений, он столкнулся с новым, еще более серьезным кризисом.

Шесть лет назад беспорядки в Нормандии, не прекращавшиеся на протяжении предыдущих девяти лет, начали перерастать в открытое выступление против молодого герцога. До этого момента его властные полномочия, пусть и номинальные, никто не оспаривал.

Теперь же ситуация в корне изменилась. Появилась организованная оппозиция, нацеленная на государственный переворот. Ее ядро находилось в Нижней Нормандии и включало в себя представителей ряда знатных семей. Основным организатором заговора был Ги Бургундский, один из претендентов на герцогский престол, могущество которого заметно возросло за счет богатейших земель вокруг Вернона и Бриона, перешедших к нему после смерти графа Жильбера.