– Почему не раздеваешься?

– Ну, я не знаю, ты же ушел?

– Ну и что, ты решила, что все, что ли, уже?

– Я не знаю. – Пока я развожу руками, Аарон уже протягивает руки к молнии, которая расположена на платье сзади.

– А ты на кого больше похожа на маму или на папу? – Он осторожно освобождает мои плечи от платья, проводя по моей руке тыльной стороной ладони.

– Нельзя сказать на кого больше. У меня всего ровно пополам. Разрез глаз папин, миндалевидный. Цвет глаз мамин, карий. У папы глаза зеленые, а он мне их не отдал. Ноги папины…

– Мне нравится твой цвет. Тебе с ним хорошо. – Он проводит рукой около моего подбородка, слегка касаясь кожи.

– Нет, мне кажется, что брюнетка со светлыми глазами – это более интересный образ.

– А какие у тебя национальности намешаны?

– Еврейская и какая-то еще от мамы, я не знаю: или цыганская, или молдаванская.

– Ты не похожа на еврейку.

– Почему? – Я слегка обижаюсь. – Мою бабушку, между прочим, звали Исфирь Михайловна Розенберг.

– У тебя скулы, у евреев не бывает скул. – Большим пальцем руки он будто бы очерчивает мои скулы.

– Скулы от мамы. А глаза… какие у меня, по-твоему, глаза?

– Ну, просто восточные… А шрам этот на шее откуда? – Его рука нежно скользит от моей шеи к груди.

– Проверяли один диагноз. Очень романтичная, кстати, была история, – сказала я, вспоминая, как один олигарх положил меня в больницу за тысячу долларов в день, где мне и сделали эту неудачную пункцию.

– В России? Тогда неважно, какая была история. В России лечиться нельзя, нормальная медицина в Израиле и в Германии. Все кончилось нормально?

– Да. Все нормально.

– Мне кажется, что, если ты пойдешь одна по улице, на тебя сразу все мужики кидаться начнут. Ты не боишься ходить одна? Почему ты не замужем?

– Я разведена.

– Почему развелись?

– Ну, я полюбила другого человека и просто не смогла больше ложиться в постель со своим мужем.

– А где этот другой?

– А он меня не любил. Ему просто нравился секс со мной, и все. Мы выросли в одном подъезде, он был мой сосед, это была детская любовь. От такого чувства довольно трудно избавиться. А ему, я думаю, просто надо было поставить галочку, затащив меня в постель. Вот он ее и поставил.

– Легко с мужем расстались?

– Нет, это был ужасно тяжелый развод.

– Ну, понятно, стали делить вилки-ложки, вместо того чтобы нормально разойтись. Ну и не переживай, значит, так суждено.

– Я, честно говоря, вообще не очень-то верю в брак, и вообще не верю в то, что мужчина может в наше время жить с одной женщиной. У этого моего соседа, например, уже двое детей от разных баб.

– Ну почему же не может, вот у меня, например, пять детей от одной женщины.

В результате этого разговора на мне остаются только чулки и трусики. Он осторожно стягивает кружевные стринги la Perla. Но тут-то меня по-настоящему пробирает на «поболтать»:

– Что значит, от одной женщины? От жены?

– Знаешь, что с попугаями делают, когда они много чирикают? Их тряпкой накрывают. Вот и я сейчас так тебя. – С этими словами он осторожно накрывает мне лицо подушкой.

Через мгновение я чувствую нежное прикосновение на внутренней части бедра и чуть выше… Он внимателен и нежен настолько, что я впервые за долгое время ощущаю себя музыкальным инструментом в руках настоящего виртуоза. Меня больше не надо уговаривать молчать. «Не странно, что у него пять детей. Странно, что не десять», – проносится в моей голове. После мастерской прелюдии он удаляется в ванную. Когда же он вновь предстает на пороге спальни в полотенце вокруг бедер, я невольно отвожу взгляд. Никогда раньше я не видела такого странного недостатка фигуры. Слишком длинные ноги и соответственно непропорционально короткое туловище. Мое модельное прошлое прислало мне вдогонку из забвения запоздалую шутку: длинные ноги – не могут быть недостатком! Однако налицо ужасная диспропорция. Как бы отрицая ее, я закрываю глаза. В голове проносится давнее утверждение сестры: лучшие любовники – мужчины с короткими и кривыми ногами. Я уже знаю, что это не так. И это при том, что главное еще впереди.