Старичок нетерпеливо заёрзал на стуле, помахал Алексу и поманил его пальцем.

– Ну, что топчешься у двери? Проходи, коль пришёл.

Алекс сделал несколько неуверенных шагов в сторону стола и спросил:

– Простите, а что это за заведение? Библиотека?

– Библиотека, да. Имени Даши-Доржо Итигэловы. А ты, мил человек, куда попасть-то хотел?

– Да никуда, вообще-то. Я случайно здесь… Хотя совпадение интересное – я как раз хотел кое о чём почитать.

– Тьфу, ты! Сектант, что ли? – старичок разочарованно развёл руками. – Это что за секта-то такая, а?

– Почему? – от неожиданности Алекс не сразу нашёл что ответить. – С чего Вы взяли?

– Ну, так, а кто тут в случайности да в совпадения верит? Вот ведь где ересь, тьфу!

– Да почему ересь-то? – Саша почувствовал нарастающее раздражение.

– Да потому, что ересь. Ты не кипятись, присядь вон, – гномоподобный старик кивнул в сторону стоящего недалеко от стола небольшого кресла. – Тебя как звать-то?

– Александр, – Сказал Алекс, устраиваясь в кресле.

– Меня можешь звать Гершоном Моисеевичем. Так ты говоришь, случайность?

Саша промолчал.

– Вот, молчишь. А почему?

– Да потому, что не хочу, чтоб вы, Гершон Моисеевич, снова плеваться начали, – недовольно заметил Алекс.

– Стало быть, причина есть, так? – старичок выжидающе посмотрел на собеседника.

– Так.

– А если есть причина, то у неё обязательно должно быть следствие, так?

– Ну, так.

– А это следствие само по себе является причиной чего-то ещё, ещё одного следствия, так?

– Ну, в принципе, да. К чему Вы клоните?

– А я к тому клоню, – Гершон Моисеевич наклонился вперёд, словно от этого его слова должны были стать более убедительными, – что если у каждого следствия есть своя причина, а у каждой причины – своё следствие, то среди всей этой обусловленности нет решительно никакого места для так называемых случайностей. А стало быть, вера в таковые есть не что иное, как ересь несусветная.

Алексу вдруг показалось, что сложившаяся ситуация невероятно нереальна: в одинокой библиотеке на холме, куда он взобрался по руслу высохшего ручья, дворф-еврей читает ему нравоучения о детерминированности всего сущего. Ситуация была до того абсурдной, что ему вдруг захотелось узнать, во что это может вылиться. Он поудобнее устроился в кресле и, закинув ногу на ногу, спросил:

– Хорошо, допустим, я согласен на счёт ереси. Но в таком случае, что было в самом начале? С чего всё началось?

Алекс захотел поставить самодовольного выскочку в неудобное положение, когда на любое его утверждение о первопричине, можно было бы использовать его же логику, заявив, что причина сама по себе неизбежно является и следствием чего-то. В таком случае Гершону Моисеевичу придётся либо признать, что он сам не знает, как эта взаимообусловленность устроена, либо согласиться, что существует что-то изначальное, что, являясь первопричиной, само причины не имеет. Проще говоря, Алекс решил загнать собеседника в угол, заставив отвечать на неразрешимый вопрос о яйце и курице.

Старичок откинулся на спинку кресла и сказал просто:

– Ни с чего. Не было никакого начала.

К такому ответу Алекс не был готов. Он растерянно потёр лоб и почему-то шепотом спросил:

– Как? А что было?

– Бесконечность. И не была, а есть. Есть бесконечная череда причин и следствий, которые упираются друг в друга и в себя самих. Это происходит всегда, вечно. А значит, никогда не начиналось, так как это «вечно» не имеет времени. Ведь отсчёт времени должен когда-то начинаться, а «всегда» было всегда. То есть, есть всегда. Можно даже сказать, что «всегда» есть никогда.

Алекс задумался на минуту, но потом его лицо прояснилось. Он взглянул на старичка, словно взвешивал все «за» и «против», а затем сказал: