Когда наступление провалилось, встал вопрос, как вывести людей со склона. Многие пошли вниз. Выйдя из-за валунов на открытое пространство, они попали под суровый обстрел. Остальные залегли на своих местах – одни из свойственной солдатам веры в победу, другие просто потому, что лежать за камнями, конечно, безопаснее, чем пересекать простреливаемое пространство. Та часть солдат, что спустились, похоже, не знала, сколько товарищей осталось на холме. Поскольку расстояние между теми, кто отступил, и теми, кто этого не сделал, постепенно увеличивалось, всякая надежда на воссоединение исчезла. Все, кто остался на склоне, попали в плен. Остальные собрались в десяти милях от места неожиданного нападения и начали организованное отступление в Молтено.

В этот момент три мощные бурские пушки, стоявшие на гряде, открыли огонь с поразительной точностью, но, к счастью, бракованными снарядами. Если бы в этой кампании поставщики неприятеля были так же надежны, как артиллеристы, наши потери возросли бы неизмеримо. Возможно, здесь мы столкнулись с последствиями коррупции, которая является одной из бед этой страны. Орудия блистательно передвигали по гряде и давали залп за залпом, однако всякий раз без заметного результата. Наши батареи (74-я и 77-я) с горсткой кавалеристов изо всех сил старались прикрыть отступление и сдержать вражеское преследование.

Грустно говорить, но это единственный случай за всю кампанию, когда допущенные многочисленные просчеты командиров привели к деморализации войск. Гвардейцы, маршировавшие на поле боя у Магерсфонтейна, будто в Гайд-парке, или солдаты, досадовавшие у Николсонс-Нека, что их не повели в последний безнадежный бой, даже в поражении являют урок воинской доблести. Здесь же огромные физические нагрузки и долгое время без сна лишили солдат боевого духа. Засыпая, они падали на обочине дороги, и измученным офицерам приходилось их будить. Многие сонные люди попали в плен к бурам, преследовавшим нашу колонну. Соединения развалились на маленькие беспорядочные отряды. В десять часов в Молтено, еле передвигая ноги, вошло жалкое и потрепанное войско. Почетную задачу замыкать колонну всю дорогу выполняли ирландские пехотинцы, которые до конца сохраняли некоторый боевой порядок.

Наши потери убитыми и ранеными не были значительными – воинская честь пострадала бы меньше, если бы это было не так. Двадцать шесть убитых, шестьдесят восемь раненых – и все. Однако в плену оказалось шестьсот человек. Число плененных солдат на склоне холма и заснувших из колонны примерно поровну поделилось между ирландскими пехотинцами и нортамберлендскими фузилерами. При поспешном отступлении также было оставлено два орудия.

Не дело историка (особенно историка штатского) обсуждать события с целью усугубить боль смелого человека. Гатакр сделал все, чего можно добиться личной отвагой, а потом на глазах у людей всхлипывал в Молтено за столом в приемной, оплакивая своих «бедных солдат». Генерал потерпел поражение, однако и Нельсон на Тенерифе, и Наполеон в Акре тоже не победили, но, несмотря на неудачи, добились большой славы. Единственная полезная сторона поражения – это то, что, проанализировав ошибки, мы можем научиться лучше действовать в будущем. По-настоящему опасно соглашаться с тем, что наши просчеты – неподходящий предмет для открытого и откровенного обсуждения.

Совсем не значит, что военное предприятие не должно быть дерзким или не может требовать от участников серьезных физических усилий. Напротив, разработка таких планов – один из признаков большого полководческого ума. Однако, обдумывая детали, военачальнику нужно предвидеть и исключать любое неосторожное движение, которое может усложнить выполнение плана. Идея стремительного внезапного удара по Стормбергу была прекрасной, а вот детали этой операции могут быть подвергнуты критике.