– ощущение того, что язык знаком, когда даже совершенно новое и неизвестное слово выглядит или звучит именно по-английски, а не на другом языке, и когда одни слова кажутся более английскими, чем другие;

– способность, как мысленно, так и в речи, полностью обходиться без русского языка, формулировать английские мысли сразу по-английски, не прибегая к логике русского языка;

– понимание эстетических свойств языка, умение чувствовать его красоту и безобразие, то, в каких случаях речь более изящна, элегантна, эмоциональна, смешна и т. п.

Конечно, все эти признаки появляются не единовременно и не в полном объёме. Но если некоторые из них выглядят достаточно убедительно и последовательно, скорее всего, можно говорить о положительной тенденции. На данном этапе, однако, не принимаются во внимание ни качество самого языка, ни количество знаний о нём. До некоторой степени оба они, разумеется, необходимы, но судить по ним о преодолении языкового барьера нельзя. Хорошая память и быстрый ум позволят механически – и, возможно, очень надёжно – запомнить грамматику и лексику, так, чтобы в реальном времени переводить с русского языка на английский и наоборот. Внешне это может даже не отличаться от владения на высоком уровне. Но от настоящего владения это так же далеко, как простое умение писать – от способности создавать литературу.

Одно из главных психологических препятствий на пути к свободному использованию языка состоит в боязни ошибиться, что в свою очередь приводит к постоянной внутренней самопроверке и неспособности расслабиться. Умение говорить правильно, однако, вторично и невозможно без умения говорить как такового. А последнее невозможно в полной мере без снятия напряжения и приобретения непринуждённости и удовольствия в работе с языком.

Например, можно представить, что владение языком в какой бы то ни было форме – это исполнение некоторой роли, подобно тому, как актёр на сцене или на съёмочной площадке перевоплощается в образ. Всё, что он говорит или делает в образе, не имеет отношения к нему самому, а лишь к его персонажу. Персонаж может вести себя так, как сам актёр в реальной жизни никогда бы себя не повёл (действительно, многие актёры в жизни совершенно другие, и часто очень стеснительные, люди). Во время игры его истинное я как бы отходит в сторону, оно полностью заслонено образом, никому не видимо, и – следовательно – оказывается в безопасности и не может быть объектом насмешек, порицания или осуждения. Вместе с тем, это не означает, что образ произволен. Он подчиняется своим собственным законам, но само его существование определяется и контролируется истинным я актёра.

Точно так же я, говорящий по-английски, это только мой образ, а не настоящий я. Говоря по-английски, я не ошибаюсь – ошибается мой образ. Равно и никаких успехов я не могу приписать себе – это успехи моего персонажа, моего английского я. Этот образ формируется со временем. Сначала он плоский и неубедительный, но по мере практики он наполняется плотью и кровью, приобретает свои специфические привычки, речевые и не только, характерные маннеризмы, особые интонации. Более того, он самосовершенствуется, делается самостоятельным, в чём-то приближаясь к моему я, а в чём-то отдаляясь.

Между прочим, это не столько даже рекомендуемый метод, сколько описание существующего положения дел. Внимательное наблюдение очень часто позволяет заметить, что человек, который свободно владеет двумя языками, пользуясь каждым из них, неосознанно несколько меняет своё поведение, жестикуляцию, мимику, темп речи, – иными словами,