Бёрджесс предложил обратиться к Виктору Ротшильду, чтобы тот дал ему прикрытие – работу в отделении семейного банка в Риме. Это понравилось Норману, который открыл, что Ротшильд уже работает над тайным научным проектом для военного министерства в Кембридже. Футмен сказал Бёрджессу, что он произвел хорошее впечатление, но его прикрытие, как банкира, может оказаться неубедительным. Тогда Бёрджесс предложил принять обличье преподавателя. Он сказал своему советскому куратору, что, как бы между прочим, признался Футмену, что в университете был коммунистом.
Вовсе не желая отделаться от Нормана, он, в то же время, чувствовал, что перед ним открываются другие возможности, и обещал устроить встречу с главой контрразведки МИ-6. Вскоре после этого Бёрджесса познакомили с Валентином Вивианом, главой отделения V, который произвел на него большое впечатление глубокими знаниями марксистской теории и политики Коминтерна. Бёрджесс сообщил своим советским хозяевам: «Мне было крайне неприятно, когда выяснилось, что, за исключением отчета о работе Седьмого конгресса Коминтерна, я почти ничего не читал о текущих тенденциях в марксистской теории после 1934 года, когда я вышел из партии»[275].
Теперь Бёрджесс получил поручение МИ-6 пополнить свои знания марксистской теории и начать разработку таких людей, как издатель Виктор Голланц, который считался «очень важным и крайне опасным». Вивиан сказал Бёрджессу, что «и в Оксфорде, и в Кембридже есть тайные члены партии, которых следует установить. А еще «в Би-би-си имеется подпольная коммунистическая организация. …Необходимо выяснить, кто в нее входит». Бёрджесс искренне наслаждался иронией ситуации, особенно когда ему было поручено проникнуть в партию и устроить получения должности, связанной с культурой, в Москве[276].
Бёрджесс размышлял: «Подозревает ли меня Ф[утмен]? Думаю, нет. Почему? Классовые шоры: Итон, моя семья, интеллектуал. Подчеркну, что я всегда говорил тебе: «Избегай людей вроде меня. Нас подозревают по историческим причинам». Теперь я говорю: «Только такие люди, как я, вне подозрений»[277].
Хотя Бёрджесс теперь был оперативником британской разведки, ему все еще не полностью доверяли в Москве. Когда все «великие нелегалы» были ликвидированы, упрятаны в лагеря или скрывались, никто не мог одобрить акции Бёрджесса, которые Центр считал слишком рискованными для деятельного агента и отвлекающими от основной цели – проникновение в святая святых британской разведки. Бёрджесс покорно согласился, а в МИ-6 заявил, что коммунисты ему не поверят. Ведь он «очень успешно в течение последних пяти лет создавал себе репутацию пьяницы, возмутителя спокойствия, интеллектуала и фашистского ренегата»[278].
После этого Бёрджесс представил русским кураторам другую идею, якобы идущую от Вивиана: он обратится в русское посольство в Лондоне и попросит помощи у посла Майского в написании книги о русском терроризме. «Тогда я смогу поехать в Москву, если британцы захотят, а русские одобрят мою работу»[279].
Москва правильно оценивала своих людей, что доказывает психологический профиль Бёрджесса, составленный Дейчем: «Сначала он распылялся, часто действовал по собственной инициативе, не спрашивая нас, и, поскольку не имел опыта, совершал ошибки. Мы пытались заставить его снизить темп, и поэтому ему казалось, что он делает очень мало. Если он делал что-то не так в своей работе на нас, он приходил и честно обо всем рассказывал. Был такой случай. До ноября 1935 года я был в отпуске в Советском Союзе. У него был очень хороший друг – американец [имя не установлено], который в это время приехал в Лондон, и он [Бёрджесс] сказал ему, что выполняет особую работу. Впоследствии встретившись со мной, Малышка рассказал мне об этом, причем был в подавленном настроении – его мучило раскаяние. Сначала он пытался объяснить свой поступок отчаянием из-за невозможности контактировать с нами. Но потом он признался, что им руководило желание похвастаться. …Малышка – явный ипохондрик и всегда думает, что мы ему не доверяем. Это может объясняться главной чертой его характера – внутренней нестабильностью. Следует отметить, что за время работы на нас он существенно выправился в этом аспекте. Он неоднократно пытался убедить меня, что мы – его спасители. Отсюда его настороженность и опасения совершить ошибку, которая приведет к его отстранению от работы. Я продемонстрировал доверие к нему, заверив, что считаю его не посторонним человеком, а товарищем»