– Но ты ведь сказала, что все Элленджайты погибли.

Синтия вздохнула и, после небольшой паузы сказала, как бы нехотя:

– Не все. Своего сына я не смогла заставить себя убить, – от её взгляда у меня почему-то побежал мороз по коже.

– У тебя был сын?

– Да. И именно ты был бы счастливым отцом, если бы задержался на свете немного подольше. Катрин наша с тобой пра-пра-правнучка, дорогой. Но это не отменяет намеченной между вами свадьбы. Потому что только так мы сможем вернуть себе наше состояние и наш дом.

И снова я вынужден был сделать паузу, чтобы осмыслить полученную информацию. Новости, одна сногсшибательней другой так и следовали друга за другом.

– Я не понимаю… Что ты хочешь этим сказать?

Синтия криво усмехнулась, и никто не назвал бы её улыбку доброй:

– Всё ты прекрасно понимаешь, дорогой братец. У нас с тобой был сын. У него была дочь, моя внучка, у неё – ещё дочь, потом – ещё. Я очень надеялась, что рано или поздно появится мальчик, но небеса словно не слышали мои молитвы…

– А ты чего хотела? – рассмеялся я. – С какой стати небеса должны были тебя слышать, если ты, по собственному призванию, согласилась служить совсем другим силам?!

– Не смей кричать на меня! Всё, что я делала, я делала исключительно ради тебя…

– Нет!!! Всё, что ты делала, всегда, было исключительно ради себя. Ты захотела жить вечно и нашла способ сделать это, хотя, признаться, поверить в то, что я тут выслушал практически невозможно.

– Приходится же? – насмешливо протянула сестра. – Ведь иного объяснения тому, что ты сейчас здесь, рядом со мной, наслаждаешься жизнью вместо того, чтобы гореть в аду, где тебе, вне сомнения, самое место – попросту нет? Да и чего ты так завёлся?

– Действительно, с чего бы? Ты, ради того, чтобы вернуть меня, убивала людей.

– И что? – невозмутимо пожала плечами Синтия. – За те сто пятьдесят лет, что я жила, люди умирали у меня на глазах пачками, по той или иной причине. Человек смертен, и в этом нет ни моей вины, ни заслуги. Если чья–то жизнь может принести мне пользу – я это использую. Если пользу принесёт чья-то смерть, почему меня должно это останавливать?

Я смотрел на ней и видел лицо моей сестры, Синтии, почти не изменившейся, но… я не узнавал то существо, что обнимал час назад.

– Ты ведь это несерьёзно сейчас?

– Альберт, ты до смешного сентиментален. Жизнь имеет значение ровно столько, во сколько ты согласен её оценить. Люди, на самом деле, просто расходный материал и так было всегда. Исключение составляют те, кого мы любим.

– Вопрос в том, что ты не любишь никого.

– И это говоришь мне ты? После всего, через что я прошла ради тебя?

– Ещё раз повторю – чтобы ты не делала, ты делала это только ради себя. Мне не нужно было это воскрешение. Я не чувствовал в небытие ничего. Это тебе потребовалось всё это подобие бурной деятельности, потому что одиночество хреновая штука, а пока действуешь – живёшь.

– Я хотела вернуть тебя, чтобы в этом новом времени мы могли стать, наконец, самими собой! Могли не бояться идиотских условностей! Не прятаться ни от кого!

– Какая прелесть. Но если ты хотела именно этого, почему ты не пришла сразу? Зачем было вмешивать в эту историю Катрин?

Синтия отвернулась, словно поддавшись чувствам.

На самом деле она просто не хотела, чтобы я видел её лицо и попытался понять, что у неё на уме на самом деле.

Я почти слышал, как мысли, словно птицы, мечутся в её голове, как она подбирает слова.

Будь на месте Синтии кто-то другой, я эти мысли смог бы прочесть, но она их закрывала.

Я чувствовал её чувства. И их было куда меньше, чем мне хотелось бы.

– Катрин не должна была так долго прожить.