– Поступим так, как решишь, – равнодушно пожала плечами Катрин. – Я лучше пойду, и так уже опоздала. Хорошего дня, – попрощалась она.

Ирис перевела вопросительный взгляд с удаляющейся спины кузины на сидящего перед ней её жениха.

– Что между вами происходит? – полюбопытствовала она.

– А это, моя дорогая, – с отменно-вежливой улыбкой сообщил Альберт, отбрасывая от себя салфетку, – тебя совершенно не касается.

Взятый им тон, мягко говоря, раздражал. Да что там? Бесил невероятно.

– Катрин просто чудесно выглядит для невесты, – с ехидством прокомментирована Ирис.

– У всех бывают нелёгкие дни. У одних чаще, у других – реже.

Ирис не выдержав, дала волю гневу:

– Ну, ты и наглец! Мы из-за тебя всю ночь не спали! Сидишь тут, как король на именинах. Ведёшь себя как ни в чем не бывало!

– А что, по-твоему, я должен делать?

– Мог хотя бы извиниться?

– Спать вам, красавицы, я совершенно точно не мешал, – пожал плечами Альберт с чисто ангельской невозмутимостью. – Спали бы себе на здоровье. Нечего было маяться ерундой.

– Что б тебе пропасть!

Альберт рассмеялся:

– И тебе хорошего дня, дорогая.

Ирис, с треском задвинув стул, отправилась вслед за Катрин – к входным дверям.

Погода была отвратная. Нанесённые за ночь сугробы принялись таять, в результате чего на дороге держалась наледь, а надо льдом стояла вода. Ноги скользили так, что удерживаться на них, да ещё на острых шпильках, было весьма непросто.

Капли воды стекали по запотевшим стёклам, по стволам деревьев, дрожали на металлических машинных корпусах. На асфальте стояли даже не лужи, а непроходимые топи – смешались в одну мерзкую кашу вода, соль, снег и грязь.

Ругаясь про себя на чём свет стоит, Ирис пересекла площадку и, щёлкнув ключом, нырнула в относительно комфортное, чистое нутро автомобиля. Но даже внутри стеклянно-металлической капсулы на колёсах ощущение серой мокрой безнадёжности никак не оставляло её.

Водители то и дело друг друга подрезали, перестраиваясь из ряда в ряд, из-за чего приходилось напрягаться и судорожно бить по тормозам. Машина из-за этого шла юзом на скользкой дороге. Подъехав к школе Ирис обнаружила, что от напряжения болят и руки, и ноги, и спина.

Она безнадёжно опоздала. Первый урок уже перевалил за половину.

В огромном холле входа царил полумрак и пустота, как в фильмах ужасов. Каждый шаг громким staccato рассыпался по стенам.

Ирис скинула в раздевалке подбитый мехом жилет и присела переобуться на специально расставленные для этой цели вдоль стен, обитые дерматином, пуфы.

Освещение в раздевалке вспыхивало ярче на тех участках, где датчики улавливали человеческое тепло, но в целом здесь царил интимный полумрак, создающий иллюзию расслабляющей уединённости.

Ирис успела поставить сапоги в отсек своего шкафчика, как звякнула колокольчиком входная дверь в раздевалку.

– Не уверен, что идти в школу в таком правильно состоянии.

– Если бы мы не свалили, наше состояние было бы ещё хуже.

Услышав второй голос, Ирис поспешно юркнула на место, съёжившись на пуфике, прячась за чужой одеждой. Этот голос она узнала бы из тысячи, потому что он принадлежал Энджелу.

В зеркалах, опоясывающих раздевалку по всему периметру, можно было видеть отражения обоих юношей. Парни тоже могли бы увидеть Ирис, если бы не были так заняты друг другом.

Спутника Энджела Ирис тоже узнала. Она видела его однажды в «Астории» – Ливиан… забыла Как-Его-Там-Дальше. То ли Стаффорд, то ли Страфорд?

– Глупо заваливаться в таком виде на урок. Они решат, что ты под кайфом…

– Пусть решают, что хотят, – отмахнулся Энджел.

Как только Ливиан отнял руку Энджела довольно круто занесло. Он был вынужден опереться о стену.