– Мотоцикл не показывает характер!

– Байк забеременеть не может!

– О! Точно! Не залетит!

– Байк вас ночью не разбудит!

– И не спросит: «Ну, ты меня любишь?»

– Ага!

– Мотоцикл не убежит к другому байкеру…

– И глазки ему строить не будет!

Причины так и сыпались. Каждое высказывание встречалось смехом, комментариями и восклицаниями. Уже не только парни, но и девушки то ли вспоминали, то ли придумывали эти причины:

– Мотоциклы не храпят!

– Если байк сильно шумит, можно купить глушитель!

– Байк никогда не захочет провести ночь с другим байком!

– Или с автомобилем!

– Мотоцикл не расстраивается, если его день рождения забыть!

– У байков нет тещи!

– О-о!

– Бывшему мотоциклу не надо платить алименты!

– У кого что болит…

– Мотоциклы хранятся дольше!

– Перед тем как покататься, можно есть чеснок и лук…

– Пиво пить!

– И байк не скажет тебе, что ты, собака, опять нажрался!

– Ну что, Степаныч, набрали мы сорок пять причин?

– Не. Думаю, не набрали.

– Тогда сам добавляй!

– Думаешь, я такой всеведущий? Я просто знаю, что их сорок пять. А вот запомнить все – это пусть молодые практикуются.

– Мотоцикл никогда вам не изменит, – подытожил Вася. – Давай-ка, Степаныч, сыграй что-нибудь. Про дорогу.

– Нет, про любовь, – попросила Линда.

– Ну, как скажешь… – вздохнул Степаныч и прошелся рукой по струнам. – Про любовь так про любовь… Старая песня.

Костерок горел. Его пламя языками уходило в темное небо и там растворялось без следа. Немудреная мелодия, простые слова:

Ты у меня одна,
Словно в ночи луна,
Словно в степи сосна,
Словно в году весна.
Нету другой такой Ни за какой рекой,
Ни за туманами,
Дальними странами…

Андрейка сначала следил за пальцами Степаныча, а потом и сам начал подпевать.

Чтобы качать всю ночь
У колыбели дочь…[6]

Андрейка думал о маме. О том, что любит ее – сильнее всего на свете.

Глава 20

После песен про любовь Ангел отправил Андрейку спать. Но ему не спалось. Он все пытался поразмышлять о том, что же с ним такое произошло за эти несколько дней, но подумать как следует – никак не получалось.

Мысли отрывочно бродили от Ангела к маме, потом к Юле, к громкой музыке, затем возвращались к музыкальному магазину, забегали к ребятам во двор, улетали в недоступный и манящий первый класс, а потом снова возвращались к маме, к Ангелу, Степанычу и гитаре.

Неизвестно, сколько времени ворочался Андрейка в палатке. Наверно, было уже очень поздно, когда к нему наконец протиснулся Вася-Ангел.

– О! Привет! – удивился он. – Ты еще не спишь?

– Не-а, – обрадованно ответил Андрейка. – Не сплю.

– А что ж ты делаешь, если не спишь? – укладываясь, спросил Ангел.

– Думаю.

– Славное занятие! О чем же?

От Васи пахло бензином и другими мотоциклетными запахами. А еще от Васи пахло пивом. А вот табаком не пахло: Вася не курил. Он так и говорил, когда его спрашивали, почему он не курит: «Ангел – это же дух! Он сам состоит из дыма! Так зачем ему еще дополнительный? Дым сигарет ангелам летать мешает!»

– Так о чем же ты думаешь, малой?

– Так… обо всем…

– И что надумал? – допытывался Вася.

– Ничего.

– Много же ты надумал!

– Вася, а вот ты мне скажи…

– Секретов не выдам.

– Вась… А Юла из-за меня уехала?

– Нет. Из-за меня. Или из-за самой себя.

– А я боялся…

– Не бойся.

– Вась… Ну тогда скажи мне, почему ты остановился тогда, со мной, возле магазина? И потом приехал? Почему?

– А ты что, недоволен, что я за тобой приехал?

– Ты что!

Андрейка даже присел! Как это он может быть недовольным?!

– Ложись, ложись, – улыбнулся Вася. – Почему, говоришь?

– Угу!

– Да как тебе сказать… Я, когда тебя увидел, вдруг себя вспомнил. Я маленький был худым-худым, таким, как ты. Тощим! И в классе долго стоял в конце шеренги, когда по росту строились. Бывало, тогда одноклассники смеялись надо мной. Да и жили мы с мамой небогато.